Заметив Таньку, опустил руку, прошелся взглядом от макушки и до носков ботинок. Ничего не сказал. Лицо даже не дрогнуло. От этой демонстративной холодности хотелось орать еще сильнее.
— Прошу, — произнес Егор тоном, далеким от тона просьбы, открывая перед Танькой дверь машины. В этот раз Танька пристегивалась сама, тем более что дважды снаряд в одну лунку не падает, и кажется, целовать ее сегодня никто не собирался.
— Егор…
— Я тебе говорить не разрешал, — оборвал ее Егор. Неприступный, как форд Нокс, ледяной, как айсберг.
Упс!
Кажется…
Кажется, переборщила…
Ни слова сказано не было. Ни одного. И смотрел Егор исключительно на дорогу. В лифте Таньку уже не шутя потряхивало. Она бы извинилась… Если бы он разрешил говорить.
— Пять минут, — заговорил Егор, только уже поворачивая ключ в замке, — на переодевание. Ждать на коленях, на кровати, спиной к двери.
Красные трусы ждали Таньку на графитовом покрывале, которым была заправлена кровать. Больше ничего не было, значит… Значит, больше ничего и не предполагалось. Боже, как кипела кровь, как барабанило сердце. Танька чувствовала себя такой уязвимой сейчас — в одних чертовых кружевных стрингах с бабочкой на заднице. Но… Но она же хотела? Она же хотела именно этого и нарывалась именно на это. И все же было страшно слышать шаги Егора за своей спиной. Аж мурашки по спине бежали. От легких, практически невесомых прикосновений пальцев Егора к голым лопаткам Танька вздрогнула. Провел пальцами от шеи и до задницы, будто оставляя на коже тонкую дорожку тепла и снова отнял руки. Он обогнул кровать, как и в прошлый раз расстегивая на запястье ремешок часов, опуская их на тумбочку, рядом с лампой, закатал рукава. Танька же, отслеживая всякое его движение, чудом не содрогнулась. Ремень снова был тут — лежал рядом с лампой. Тут же был ошейник, черный, с блестящими заклепками, похожий на длинный черный браслет, но самое главное — ремень. Вряд ли в этот раз он здесь для разводки. Желание заорать и спастись бегством стало совершенно нестерпимым. Но… Но Танька никогда не сбегала от проблем и сейчас тоже не сбежит. Если она его выбесила настолько, ну… Ну будет ей впредь наука, как себя вести не стоит.
Егор взял в руки ошейник. Точнее, нет — в правую руку ошейник, во вторую ремень. Подошел к кровати.
— Руки вперед, — ровно произнес, и у Таньки аж в ушах загудело. Только не ремнем по рукам, хрен скроешь эти синяки…
— Руки, — скучающим тоном повторил Егор, — дверь помнишь где?
Танька чуть сглотнула и, прикрыв глаза, вытянула вперед ладони. Ничего, пару ударов она, наверное, выдержит. А он… он, наверное, не будет слишком жесток. Ну, по крайней мере в этом она не сомневается. Не могло его настолько сорвать. Но на пару раз ремнем по рукам его злости хватит.
На ладони… На ладони опустилась без всякого размаха мягкая кожаная полоса с прохладными металлическими бляшками на поверхности. Танька открыла глаза.
Ошейник. На ее ладонях лежал ошейник. А Егор… Егор давил в себе смех, сжимая пальцами переносицу.
Развел.
Опять.
— Господи, солнышко, ты б свое лицо сейчас видела, — выдохнул он, пока Танька пыталась охренеть настолько, чтоб заговорить.
— Смешно? — шепотом поинтересовалась Танька, посылая в пешее эротическое запрет на болтовню.
— Ты забыла одну замечательную вещь, солнышко, — фыркнул Егор, — ты тогда дала согласие на наказание. А тут — нет, не дала.
— А это принципиально важно?
— Да, Тань, это важно, — спокойно пояснил Егор, — не знаю, как для кого, для меня — важно. Видишь ли, смысл не в том, чтобы сделать тебе больно, смысл в твоем принятии.
— Было же оговорено, что если я веду себя нормально — тогда не повторится…
— И ты решила действовать от противного? — насмешливо уточнил Егор.
Танька смущенно опустила глаза. Пояснять не требовалось.
— В следующий раз просто надень ошейник, солнышко, — Егор усмехнулся, — не надо пытаться меня выбесить, потому что, скажем честно, выходит у тебя так себе. Смеялся я сегодня больше, чем злился.
— Извини, — Танька неловко улыбнулась.
Егор же пару секунд смотрел на нее, а потом внезапно качнулся вперед, обхватывая ее шею ремнем, притягивая ее к себе, впиваясь в полураскрытые губы своим беспощадным поцелуем, от которых всякий раз сердце замирало столбиком, как напуганный суслик. А сейчас — от его резкого движения, от жесткого ремня на шее — адреналин и вовсе парализовал Таньку, заставил тело обмякнуть. Давненько она в постели не ощущала себя настолько пассивной… И… Блин, охренительное чувство…
— Любишь ты сюрпризы, солнышко, — шепнул Егор ей в губы, отрываясь, заставляя в который раз почувствовать себя оголодавшей. Слишком мало его, пока что — слишком мало.
— Ты быстро догадался? — тихо спросила Танька, Егор пожал плечами. Кажется, довольно быстро. И даже вернул ей «долг» с лихвой.
— Ты не первая нижняя, которая боится попросить, чтобы ей еще раз надрали задницу, — с усмешкой ответил он, — с этого начинают очень многие. Хотя я от тебя… не ожидал, честно скажем.
Интересно. Интересно, много ли у него было нижних. Хотя кажется, это из разряда «не спрашивай о прошлом».
— Почему не ожидал?