Штучка (СИ)

Вот ведь. Даже с сотрясением в этой голове еще шевелится здравомыслие? Неужели? Честно говоря, Егор ожидал капризов, хныканья, всего того, что Таня до сотрясения в себе мастерски подавляла. Но нет. Кажется, она в принципе была довольно прагматичной. Хотя знал ли он вообще иную Татьяну? На учебе она довольно легко отстранялась от эмоций — что уж там сказать, три года шифровала от Егора свое к нему отношение, расколоть он ее смог лишь только в минуту эмоциональной слабины. Да, было много лишней «принципиальной» шелухи, привычка спорить чуть что, но, в общем и целом… Девчонка даже не среагировала вчера, когда он на ее признание в любви сказал лишь только, что волновался о ней. Людмила бы уже вынесла мозг. Трижды. Таня, кажется, даже не задумалась. Будто все было так, как она ожидала. Будто она ни на что и не рассчитывала. Дурочка.

А ведь теплело, тяжелело в груди. Вопреки тому, что сам решил же, что серьезно к Татьяне привязываться не будет, вопреки здравому смыслу. Она пробиралась в него как медленный, вкрадчивый яд, текла по венам вместе с кровью, впитывалась в кожу, и без нее уже как-то и не хотелось — ни просыпаться, ни попросту быть. Нужно бы остановиться, опомниться, взять себя в руки, но… Егора вело куда-то в сторону. Он боялся за Таню, он хотел, чтобы она была рядом, чтобы с ней все было в порядке.

— Ты голодная? — шепотом спросил Егор.

— Да я-то всегда, — Таня смешливо фыркнула, — но ты же сказал, что без разрешения врача мне антикалорийное противопоказано.

Егор не удержался — слегка прикусил кожу на ее шее. Совсем слегка, так что она тихонько ахнула, чтобы неповадно было его дразнить. Сказал — вчера, да. Когда предложил ей спать отдельно, в гостевой комнате. Несчастья в глазах у Татьяны от этого предложения было столько, будто Егор ей сообщил о смерти любимого котика. Согласился, оговорив условия «обета воздержания», сам же уже дважды слегка искусился его нарушить, потому, что в обнимку с конкретно этой девицей — как засыпать, так и просыпаться было одинаково… провоцирующе.

Ох, а ведь это был только день из их жизни вместе. А что будет к концу второй недели?

Перегрев

— А кто тут нарывается, а? — Танька от этого горячего опасного шепота втянула бы в плечи и голову и руки, но, увы, не была черепахой… Поэтому забила и продолжила «нарываться».

Это было утро. Томное утро через чертовых десять дней после выписки. За полчаса до срабатывания будильника Егора. Танька уже даже сожрала свои таблетки — во многом она и проснулась от накатившей из-за неловкого движения головной боли. Ну и вот, таблетки употребила, а пока они начинали действовать, Танька решила, что самое время ей обнаглеть и облапать соседа по кровати. Тем более он слишком вызывающе лежал — спиной к Таньке. Такой охренительной, красивой, широкоплечей спиной, на которую нельзя было смотреть и не испытывать острого желания прижиматься губами к этой коже, к этим лопаткам — да даже к чертовым ямочкам на пояснице. И невозможно было удержаться от искушения исследовать пальцами узор родинок, будто складывающихся в созвездия. Вот, на левой лопатке вышел идеальный Скорпион. Прям звездочка в звездочку, тьфу ты, родинка в родинку.

Егор перевернулся на другой бок и, сощурившись, уставился на Таньку.

— Бесишь, — раздраженно заметил, ловя ее запястья и отводя от своей кожи. — Ну нельзя же таким способом будить. Врач не разрешил.

— Накажешь? — Танька дерзко фыркнула. Очень надеялась, что-таки почешет в нем его деспотизм и уже получит долгожданную «трепку».

— Ох, наказал бы, — Егор притянул Таньку к себе, и она едва восторженно не запищала, ощутив его возбуждение собственным животом, — наказал бы так, чтоб ты только орать и смогла. А потом — чтобы не могла и этого. Но врач по-прежнему не разрешал. И пока не разрешит…

— Ну, Егор, — Танька чудом не захныкала, — ну я же нормально себя чувствую…

Она ужасно по нему соскучилась, она вскипала от одного лишь его прикосновения, кажется, скоро она могла случайно получить оргазм просто от того, что Васнецов на нее в принципе посмотрел. Нет, она могла и без этого, ей и без этого было хорошо, но с сексом — все было бы даже больше, чем хорошо, это был бы чертов божественный «all inclusive», грозящий сделать ее воспоминания об этих отношениях даже слишком радужными.

— Ох, солнышко, — пробормотал Егор, чуть подаваясь вперед и накрывая Танькино тело своим собственным. Горячие губы обожгли Танькину шею, выбивая из Танькиных же губ тихий стон удовольствия.

— Я тоже тебя хочу, — шепнул Егор, чуть прикусив мочку Танькиного уха, — вот даже не представляешь, как я хочу тебя, но нельзя, Тань, нельзя. Пока не разрешит врач.

Боже, как это было… Как это было обидно. Впрочем, ладно — если обходиться малым, то сейчас целоваться с Егором было охренительно. В груди щемило все, что там, в принципе, могло щемить. Казалось, безумные лягушки там устроили сейшн и, ни в чем себе не отказывая, прыгали, кувыркались, плясали, заставляя Танькину душу ходить ходуном.