Штучка (СИ)

Эти десять дней Танька испытывала желание вести дневник. Хотя сроду этим не занималась, но просто каждый день, каждый час хотелось зафиксировать не только в памяти, но и в чем повещественнее, хоть даже в буквах на бумаге, а позже перечитывать и охреневать от того, что Егор действительно так над Танькой трепетал. Казалось, еще чуть-чуть — и он пылинки в воздухе ловить начнет, лишь бы они на Танькину голову не садились. Нет. Если с Егором у нее ничего не выйдет, то в перспективе следующим Танькиным кавалером до самой пенсии станет кот. Потому что с задачей «оказаться лучше Васнецова» никакому другому мужчине было просто не справиться.

Нет, он по-прежнему был несносен, например, когда Танька получила стипендию и кинула большую ее часть Егору переводом с припиской «на прокорм больных и убогих», поймала обратный перевод за минуту с СМС-кой «оставь себе на чулки, детка». Он угорал над ней тогда целый вечер: «Ты серьезно думаешь, что ты жрешь столько, что я тут разоряюсь и не знаю, где денег взять?». Танька пыталась надуться, но… но честно говоря, не получилось. Получилось только, заразившись его настроением, самой слабо хихикать, радуясь, что обезболивающие позволяют это делать. Совестью она, конечно, угрызаться продолжила, тишком и молчком, но… Если Егора это все не напрягало — хрен с ним, она напрягаться не будет.

Но божечки, как Егор о ней заботился… Хотелось орать. Хотелось обнять его, сжать в руках и попросить остановиться. Потому что больше влюбиться, чем Танька уже была — было невозможно. Потому что она бы все равно не ослабела к нему ни одной частичкой чувства, даже если бы он не таскался с Танькой даже в душ, опасаясь, что она во время мытья приляжет в обморок и стукнется обо что-нибудь своей многострадальной башкой. И блин, как же горячо, безумно горячо было стоять с ним в обнимку под тугими водяными струями.

Сколько не целовались в душе, сколько не впивались друг в дружку губами, ладонями, даже кожей, казалось, пытались врасти друг в дружку — все равно было мало, не хватало этих поцелуев, чтобы утолить их голод друг по другу. Но это противное, саднящее чувство приходилось игнорировать. И до чего обидно, потому что, в принципе, к концу второй недели больничного Танька после того, как надиралась своих таблеток, чувствовала себя почти здоровой. Правда, когда действие лекарств ослабевало — становилось не до иллюзий о собственном состоянии, да. Но все-таки на второй зачет, как и на последующие, Танька все-таки добиралась и хоть и подозревала, что преподаватели ей слегка подыгрывают, но, все же она на зачетах отвечала, и отвечала по делу. Ну… Может, не так идеально, как обычно, и вот из-за этих своих ответов она бы саму себя отстаивать не стала, но это и не требовалось.

Среди студентоты в ходу была поговорка, что, мол, первую половину обучения ты работаешь на авторитет, а потом — авторитет работает на тебя. Таньке в принципе было поперек горла следовать этой поговорке и расслабляться, нет, она всегда стремилась быть лучше самой себя, всегда соответствовать собственным ожиданиям, всегда быть… Лучшей, да. На курсе — она должна была быть лучшей. Той, которая никогда не приносила шпор, той, которая не только понимала лекции, но и знала их назубок, так же детально, как и преподаватель. Сейчас был тот исключительный случай, когда она своим требованиям соответствовать не могла. Увы. Но с этим Танька вполне смирилась. Ничего. На следующей сессии она свое имя в своих глазах восстановит и весь следующий семестр будет всячески соответствовать собственному авторитету.

— Ну что, до вечера, солнышко? — хоть бы никогда Егор не перестал на нее так тепло смотреть, так улыбаться, что душа так и тянулась к нему навстречу загребущими лапами. — После врача отпишешься?

— О да, — Танька даже хихикнула, — я тебе даже на диктофон запишу, что он скажет.

— Отличная идея, — Егор ухмыльнулся, — смотри, не застремайся с вопросом.

Застрематься? С вопросом «доктор, как вы думаете, можно ли мне уже трахаться»?

— За кого ты меня держишь, а? — Танька чуть усмехнулась. — За девственницу, которая краснеет при слове «член» даже, а не при виде?

— Нет, спасибо, обойдусь без такого счастья, — Егор качнул головой, смеясь, — что я бы с девственницей делал? Никакой сноровки же, писк один и три вагона комплексов.