Штурм Берлина

Пришлось следить, чтобы какой-нибудь немец не подкрался к знамени. А такие попытки они несколько раз делали. Потом наша пехота откинула немцев направо, и образовался проход на чердак. Опять снимаем знамя, пробираемся наверх к самому коню, что стоит на крыше рейхстага. Стало светло, мы со знаменем на самой крыше были. Оглянулись — весь Берлин под нашими ногами лежит. Город горит. Кругом стелется чёрный дым. На крыше снаряды рвутся. Мы стоим со знаменем и обдумываем, куда лучше его поставить. Держимся за железного коня, чтобы воздушной волной нас не снесло. В это время осколок ударил в самого коня и пробил ему брюхо. Конь был полым, и образовалась дыра. Кантария говорит:

— Давай, сюда просунем.

Мы воткнули древко в пробоину железного коня и начали спускаться вниз. Навстречу бежит боец:

— Знамя видно только с одной стороны, — кричит он, — потом, снизу получается, что держит его в руках верховой, что на железном коне сидит. Меня послали переставить его.

— Нет, шутишь, — говорим мы ему, — за советы спасибо, а уж знамя сами поправим.

Мы снова поднялись на крышу. Под ногами скрипит битое стекло. Повсюду осколки снарядов валяются. Куда же знамя поставить, чтобы на весь Берлин было видно? На купол. Но купол весь разбит. Как подняться на него? Стёкла вылетели, остались одни рёбра. Решили по этим рёбрам подниматься. Посмотрели вниз через купол — пропасть глубокая, жутко. Но времени терять нечего. То и дело на крыше снаряды рвутся.

Кантария впереди, а я сзади него, карабкаемся вместе по рёбрам купола. Поднялись на самый верх, выше некуда. Привязали покрепче знамя чехлом и спустились вниз.

Перебегаем площадь. Со всех сторон немецкие снайперы бьют. То в одном, то в другом конце слышатся крики «ура». Это наши воины идут на штурм. Их зовёт в бой знамя, поднятое над рейхстагом. Теперь и мы, оглянувшись, впервые увидели, как оно развевается. На душе стало весело.

Полковник Зинченко встретил нас, как родных сыновей.

— Товарищ полковник, — докладывает Кантария, — ваше приказание выполнили, знамя на рейхстаг водрузили.

— Молодцы, — отвечает полковник и крепко нас обнимает, — теперь отдыхайте.

Нас потянуло в рейхстаг, где товарищи под победным знаменем вели ожесточённый бой. Вместе с группой бойцов мы понесли в рейхстаг ящики с гранатами.

Гранаты доставили, понесли рацию. Каждый раз, пробираясь через площадь, мы смотрели на знамя Победы, развевавшееся на куполе рейхстага. Как-то нам показалось, что древко немного наклонилось. Мы побежали наверх. Проверили, убедились, что это нам померещилось, — знамя стояло прямо.

Майор И. ЗЕНКИН На заседании парткомиссии

Перед прорывом на Одере мы провели 10 апреля заседание парткомиссии на берегу реки. В этот день был принят в партию командир стрелкового взвода лейтенант Кайдаулов Халит. Все мы хорошо знали этого молодого храброго офицера-казаха, недавно окончившего пехотное училище.

В своём заявлении он писал: «Впереди предстоят еще трудные и большие бои. Я хочу в этих боях участвовать коммунистом, бить врага, как этого требует Родина. Звание коммуниста с честью оправдаю».

Во время прорыва обороны немцев на Одере, через несколько дней после принятия Кайдаулова в партию, его взвод первым ворвался во вражеские траншеи.

14 апреля партийная комиссия проводила своё заседание в подвале разрушенного дома на одерском плацдарме. Передний край проходил в 500—1000 метрах от нас. Сильно била артиллерия, и вся жизнь дивизии текла в траншеях и подвалах. Наступление ещё не начиналось, но его все ждали с часа на час. На этом заседании было принято в партию несколько человек. Здесь были разведчики, которым прямо с заседания предстояло отправиться в разведку, артиллеристы, которым выпало счастье в последующих боях выпустить первые снаряды по Берлину. Все стремились на выполнение ответственной задачи пойти коммунистами.

Началось наступление. Теперь работа парткомиссии усложнилась. Было трудно заранее предусмотреть, когда и где провести заседание.

Вызывать людей из частей не представлялось возможным, мы отправлялись в полки и батальоны и там на месте разбирали заявления. Одно из таких заседаний происходило в одном местечке. Мы пришли на позиции противотанкового дивизиона. Немцы вели сильный обстрел из орудий и миномётов. Батарея дивизиона расположилась на окраине местечка, близ леса. Отсюда артиллеристы вели огонь по переднему краю противника. Парткомиссия заседала на восточном склоне высоты в ячейках расчёта. Принимали в партию капитана Григория Сафронова, кавалера трёх боевых орденов. Он только что отошел от захваченной у немцев пушки, из которой вёл огонь по противнику. После разбора его дела он бегом вернулся к пушке и продолжал вести огонь, уже будучи коммунистом.

Тут же мы приняли в партию старшину Штыкина, прославленного в дивизии артмастера, который не только ремонтировал в бою пушки, но и сам не раз становился за орудие и вёл огонь по врагу. Были здесь и наводчики и командиры орудий, которым предстояло своим огнём прокладывать путь нашей пехоте на улицах Берлина.