Комсомолец лейтенант Коннов, командир самоходной установки, вырвался со своей машиной вперёд, уничтожив две пушки противника. Агитатор младший сержант Куприянов тотчас крикнул расчёту соседней машины: «Передай дальше, равняться по машине комсомольца Коннова». Слова эти облетели все расчёты. Самоходка Коннова была уже в деревне, на подступах к Берлину, когда вражеский снаряд подбил её. Погиб и герой-командир Коннов. Его брат, комсорг батареи, сказал: «Я отомщу за брата». И тут же, взяв автомат, пошёл впереди штурмовиков. Агитатор-автоматчик Павлов крикнул: «Передай по цепи: комсомолец Коннов убит, открывайте счёт мести за его жизнь. Вперёд!» Призыв агитатора передавался от одного автоматчика к другому, от самоходки к самоходке. Натиск был настолько сильный, что немцы убежали, бросив в деревне четыре исправные пушки. Сразу же после занятия деревни были выпущены листовки о героях только что закончившегося боя. Отличившиеся в боях воины получили поздравительные открытки от командования.
У деревни Тарсдорф путь нашим танкам преграждал канал, соединявший два озера. Мост через канал был цел, но немцы готовились взорвать его. Спасти мост взялись шесть сапёров, во главе с членом партии гвардии лейтенантом Беляевым. Во время артподготовки, следуя за огневым валом, они подобрались к мосту. Воспользовавшись тем, что охрана укрылась от нашего огня в траншее, отважные сапёры разминировали мост, потом перебили гранатами до десятка немцев из охраны, а остальных захватили в плен.
Преодолевая одну за другой линии немецкой обороны, обходя и блокируя укреплённые пункты, отражая ожесточённые фланговые контратаки, части нашего соединения, воодушевлённые примером коммунистов, неудержимо продвигались к Берлину.
И. ДУШКА
Первая ночь в воздухе
Первая ночь штурма прошла. Что это была за ночь! После неё посмотришь на людей и подумаешь, чего тут больше — силы, опыта, уверенности в себе или мужества? Как все горды, что летают в условиях, о которых ничего не сказано ни в каких наставлениях, и всё идёт успешно. Вот «наш Ванечка», как называем мы его, лейтенант Иван Орлов. Глаза у него сейчас красные — надуло ветром. Он летал и думал, как все мы, не столкнуться бы с товарищем в этом проклятом тумане. Для лучшего обзора он снял очки. Дождь, переходящий в снег, облака на высоте четырёхсот метров, а внизу туман, но надо лететь, лететь во что бы то ни стало. Черт с ним, пусть больно режет глаза — сегодня особый день, мы начинаем последний штурм фашистской Германии!
Какое это страшное слово «туман»! Как это глупо умереть, разбившись в тумане! В каждом из нас сильна жажда жизни. И в смертный бой мы идём ради жизни, мы боремся за свою свободную жизнь. Да, может быть, я и многие мои товарищи не вернутся с последнего штурма Германии, погибнем, но будут жить спокойно те, кто сейчас ещё не понимает, что такое война, — дети моих товарищей, друзей, родных. Пусть они знают, что если их отцы шли на смерть, то не потому, что это им было легко, что они не любили жизнь. Жизнь, жизнь! Да, за тебя можно и умереть.
Пришлось поработать в эту ночь и мне со штурманом младшим лейтенантом Мягких.
Командир сказал:
— Вы идёте на фотографирование Коттбуса. Четыре вылета, первый на бомбардировку — посмотрите цель.
Так и было сделано. Первый вылет прошёл почти засветло.
Мы посмотрели со штурманом цель, выбрали заход для фотографирования, отбомбились и пошли домой. Начали готовиться к фотографированию. Последние экипажи докладывали об ухудшении погоды. Запросили метеостанцию. Ответ: через два-три часа ожидается туман. Надо торопиться: на метеобога надейся, а сам не плошай, как говорят у нас.
Взлетели. Прямо, без круга, беру курс на поворотный пункт — большое озеро в десяти километрах от цели. За линией фронта артиллерийский огонь утих, а число пожаров увеличилось. Вот город Форст. Он весь горит.
Справа прошло несколько трасс из эрликона.
Мягких сказал мне:
— Слушай, Ваня, этому фрицу надоело жить, мы ему поможем.
Я сразу понял, к чему он клонит, и подумал: раз такой молчаливый человек, как Мягких, высказал мысль, он не оставит уже её.
Подойдя к цели, мы отклонились на северо-запад, чтобы переждать бомбардировку. Несмотря на осветительные бомбы, обзор города был плохой — дым пожарищ застилал целые кварталы. В южной части города заработало несколько эрликонов.
Экипажи братского полка быстро успокоили их, заложив серию из четырёх полусоток.
Слышу голос своего штурмана:
— Боевой 155.
Строго держу машину на курсе. Прекрасно знаю, что всё это дело одной минуты. Но эта минута тяжелее целого часа полёта.
Задание выполнено. Идём назад. Опять слышу штурмана:
— Снижайся до 600 метров.
Знаю, в чем дело: это он хочет «помочь» немцу, которому надоело жить. Ну что ж, правильно, надо помочь.
Было выпущено четыре диска. О результатах не берусь судить, впрочем, немец больше не стрелял, вернее не «пугал».
Не успели мы вылезть из кабины, как подбежал оружейник сержант Клименко, спрашивает:
— Сколько вам САБ-15?
— А что?
— Вы идёте на разведку.