Штурм Берлина

— Хорошо — шесть штук… Сержант Мазур, заправку полностью.

Захожу на КП. Начальник штаба ставит задачу:

— Установить направление движения противника на маршруте Коттбус — Люббен — Люккау — Финстервальде — Гойерсверда. Маршрут на 3 часа 20 минут.

Полетели. Погода ухудшилась. Дымка, медленно сгущаясь, переходила в туман. Подул слабый западный ветер, дым горящих лесов потянулся на восток. Машина легко пошла вверх. На высоте 300 метров очертания лесов просматривались уже смутно. На высоте 700 метров земля исчезла из глаз под пеленой тумана. Над нами луна, высокие перистые облака, а внизу какой-то серебряный волшебный океан, и лишь отблески пожаров и чёрный дым, поднимающийся над туманом небольшими островками, говорили о том, что там земля, на которой идёт смертный бой.

Что, если там, за Шпрее, такая же погода? Но нет, прошли Коттбус, Люббен, Люккау, и погода улучшилась. Слышу штурмана:

— Возьми курс!

Думаю — зачем? Командир экипажа — я. Но никогда не надо мешать штурману при разведке. Я не стал спрашивать.

— Держись автострады.

Всё стало ясно.

Штурман решил установить количество машин и направление их движения на Берлинской автостраде. Так и есть: немецкие войска отступают не на запад, не к Эльбе, а на север, к Берлину. Достаточно было пяти минут, чтобы установить это.

Идём на юг, затем на юго-восток, на северо-восток. В чём дело? Мы далеко за передним краем, а в городах под нами идут бои. Догадываюсь, что наши танки вошли в прорыв и двигаются к Берлину.

Когда мы прошли город Шпремберг и направлялись домой, меня вдруг поразила мысль: почему не видно пожаров? Их было столько, а теперь совсем нет. Ясно — густой туман. Однако город Форст мы всё-таки нашли. Это было такое пожарище, что никакой туман не мог его скрыть.

Снижаюсь до 300 метров. Машину болтает, горячий воздух, земли нет. Временами веду машину по приборам, а верхний слой тумана беру за земной горизонт. Приводного прожектора не видно. Даём ракету «Я свой», затем красную — ответа нет. Неужели ошиблись в расчётах? Возвращаемся на зарево Форста. Штурман проверил расчёты — правильны. Опять идём на аэродром. Опять даём ракеты. Но старта всё же нет. Оказалось, что мы находились в двух километрах от аэродрома, наши ракеты видели на старте, но посадка была воспрещена. Наш аэродром находится среди лесов, да ещё в лощине, посадка в тумане грозила катастрофой.

Пытаясь увидеть землю, снижаюсь до ста метров и всё-таки земли не вижу. Ухожу вверх, смотрю на бензочасы — бензина на один час полёта. Идём по расчёту времени в район маяков. Их не видно. Делаю круг. Бензина остаётся на 30 минут. А что, если придётся падать? Хорошо, если на лес, а если на высоковольтные провода, которыми опутана вся Германия? Делаю второй круг. Слышу штурмана:

— Слева белое пятно — маяк.

Иду на него. Рядом аэродром соседнего полка. Прошу посадки ракетами и огнями и присматриваюсь. Еле заметная точка — это вместо белых огней включён красный. Захожу с «маяка», перевожу машину в планирование и иду на посадку по приборам: вот 100 метров, 50, 30 — больше прибору верить нельзя. Смотрю на скорость. Увидел посадочный знак. Как будто далеко. О, не верь себе — туман: кажется, земля далеко, а вон она рядом.

Герой Советского Союза гвардии полковник В. БЕЛОУСОВ Над полем боя

К утру, как только улучшилась видимость, одна за другой взлетели с аэродрома пять групп «ильюшиных». Их повели мастера штурмовых ударов капитаны Бондаренко, Кирилов, Скорик, Гридин, лейтенант Коваленко. В это время противник, сбитый со своих оборонительных рубежей, вытягивался в колонны на дорогах, ведущих к Берлину. Задача штурмовиков состояла в том, чтобы задержать врага, не дать ему возможности оторваться от наших танков.

В 9.30 над центральной рацией наведения появляется первая шестёрка «ильюшиных».

Ведущий группы радирует:

— Дайте цель. Дайте цель. Я — Бондаренко.

Подполковник Шевченко приказывает:

— Бейте колонны по дороге Гузов — Вульков.

Приказание передаётся несколько раз.

— Всё ясно, — отвечает Бондаренко.

По указанной цели бьют все пять групп штурмовиков.

Весь день дотемна новые и новые группы «ильюшиных» непрерывно воздействуют на поле боя, жгут автомашины и танки, разгоняют по лесам вражескую пехоту. Всё, что уцелело от ударов с воздуха, добивают наши танкисты и мотопехота.

Чтобы спасти положение, немецкое командование ночью начало подбрасывать подкрепления из района Берлина и гарнизона города. Утром в ряде мест на участке корпуса немцы перешли в контратаки силами танков и пехоты. Одна наша танковая часть при переправе через водный рубеж была остановлена сильным артиллерийским и миномётным огнём.

— Дать сюда штурмовиков, — потребовал командир корпуса.

В это время над полем боя появились три шестёрки «ильюшиных», возглавляемых Героем Советского Союза гвардии майором Хохлачёвым.

Они шли штурмовать другие объекты.

— Перенацелить, — приказал танковый генерал.

— Сынок, сынок, — понеслось в эфир, — ты слышишь меня? — и генерал-авиатор, находившийся на рации, назвал свою фамилию.