Ты моя последняя серьезная ставка в этой жизни. Если с тобой сорвется, я уже больше ни на что великое ставить не буду. Мне останется ставить на маленькое. На грошовое марсианское пиво из концентрата. На грошовый, но верный заработок. На сублимированное мясо. На сублимированных баб. На соленые орешки. И еще на пластиковый сыр. Тот сыр, который мне по карману, имеет вкус отличного пластика. Вроде иногда даже краска на зубах остается. И сдохну я один, потому что никого заводить не хочу. После тебя – никто, никогда. Ты моя единственная. Ты та самая. Мне тебя Бог привел. Если я тебя упущу, то отправлюсь к Нему в одиночестве. И Он спросит: старый гоблин, что же ты продул самую большую игру в твоей жизни? Я тебе сдал отличную карту, а ты дал слабину, Седой Петух. А мне разве только извиняться останется, мол, дурак, грешен. Мол, можно всё-таки не в ад? Уж не знаю, Су, что Он мне ответит. Но сейчас я пока еще могу…
– …Улле, веди группу…
…я пока еще могу, Су, выиграть тебя, выиграть навсегда. Быть с тобой, жить тобой, вдыхать запах твоих волос, соприкасаться локтями и пальцами, шагая бок-о-бок, видеть, как ты дышишь поутру, когда я уже проснулся, а ты еще нет. Смотреть на тебя вдоволь, сколько захочу. У меня нет смысла жить, кроме тебя, я без тебя неполон. Я без тебя инвалид, Су, чтоб ты знала.
…Чуть правее. Слева… похоже на зыбучие пески. Сеть его знает, так оно или нет, но лучше чуть правее…
Настоящая любовь, моя живая драгоценность, это жизнь на берегу океана: ветер доносит до тебя его аромат и его рокот, а если ты отошел чуть подальше и не чувствуешь ветра над океаном, так и тебя уже нет, а только серый концентрат человека.
Прости меня, Су, я совсем недавно понял, как здорово быть молодым и как худо чувствовать, что молодость твоя ушла в песок. Ты мог все. Ты каждый день способен был взяться за что-нибудь новое. Тебе наплевать было, когда ты проигрывался в пух, потому что жизни впереди много, и ее каждую секунду можно начать с нуля. И еще: у тебя не болели суставы. У тебя не болела голова… отчаянно. Ты мог пить сутки напролет, как будто нагружал трюмы танкера чистым, неразбавленным виски. А потом… потом что-то в тебе принялось давать сбои. Ты был тогда на вершине могущества, ты брал бункер за бункером. Хабар шел к тебе рекой и уходил от тебя, словно бы водопад какой-то. И ты все думал: сбои пройдут, ерунда. Они проходили и возвращались. Постепенно вся жизнь стала состоять из накладывающихся друг на друга сбоев. Не за те столы ты садился играть, не те ставки делал, не с теми пронырами банковал… И теперь ты счастлив, когда в сбоях есть какой-то просвет, ты встал утром, бо́лей немного, голова ясная, ты сам не устал заранее, на весь день до вечера. И ты, вроде, живешь. И ты, вроде, не барахло со свалки.
Но так, как в молодости, уже не будет. Никогда. Не вернешь даже капли, даже не мечтай.
И еще ты до жути хочешь выпить. Вернее, хотел. Так хотел, что наизнанку выворачивало. Пойло – оно всегда рядом, только руку протяни. Его так легко просто взять, налить, поднести ко рту… Очень легко. Сейчас, кажется, меня уже не так крутит, приучил себя. В кулаке сжал, приучил, собака-то… А все равно иногда так накатит, хоть волком вой.
Но не надо. Нет. Не надо. Я не сорвусь. Сдохну, но не сорвусь. Ради тебя, Су. Ради всего, что у меня с тобой есть, мое тепло живое, мой огонь заёмный, мой мир новый.
Зато остался еще глоток жизни, хорошей жизни – пока в ней есть просветы и пока в ней остается смысл: ты, моя Су. Вот ты есть, и я могу обвиться вокруг тебя, как лиана, но только не задушить, а обнять, и самому, обнимая, не упасть совсем.
Прости, Су, мою грубость, но за одно Бога благодарю: кое-что у меня еще вполне работает. Ну, ты знаешь, о чем я. И нам его должно хватить надолго. На порядочно. А потом мы еще сможем обниматься, целоваться, гладить друг друга и говорить друг другу всякие приятные слова. Как нормальные хорошие люди живут, так бы и мы. Если всё, конечно, сложится. Если я получу Серебряный крест и вернусь к тебе со славой, словно бы рыцарем из похода, а не бродягой из переделки и не звонком из тюрьмы. Вот так-то.
Три румба влево – там должна быть свалка экспедиции Разу. Не видно, уже песком засыпало.
– Стоять всем!.. Черный металл… Три шага… обдув… отсюда до стены… ничего, Призрак…
Кому она нужна, эта твоя наука, блистательная моя Су?