Штурм бункера

Ее рука добирается до моего колена. Не оборачиваясь, Аглая торопливо делает несколько поглаживательных движений.

– Я очень волнуюсь, милый. Но ты должен знать: ты мой сеньор, а я твое маленькое послушное лунное дитя.

Рука отодвигается. Аха… Дамы и господа, девочка осознала свою дерзость и решила загла…

Какое еще «лунное дитя»? Вот оно что… У нее, оказывается, имелось два варианта… и сейчас девочка лихорадочно решает, какой из них выжил: получше или похуже… Милая, я, пожалуй, получше. Поплатежеспособнее… А не любишь ты всё равно никого. Просто Вышибалу тебе ой как легче было бы обвести вокруг пальца.

Ладно, оставим пока. Мне даже мысли тяжело… ворочать. Они нынче словно камни…

А в Титове нас ждет тот самый надежный доктор. Ему на всякий случай заплачено вперед… чтобы ждал… и много обещано, чтобы помог, если понадобится… Еще Улле надо переправить за границу анклава. Доктор может… доктор много чего… может… и я, пожалуй, ему заплачу как следует… пусть Улле побудет в шаге… пока я беспомощный. Завтра… уйдет. Или послезавтра. Я и переход ему оплачу! Безопасность… дороже.

Смотрю на Улле: он так сосредоточенно возится со своим инфобраслетом, будто у него там все тайны мироздания. Хоть бы улыбнулся… брат-поисковик.

О, улыбается, глядит на меня, как на главную радость в своей жизни… и орет мне прямо в лицо:

– Она меня любит! Она пойдет за меня…

Аглая вздрагивает.

– Кто?

– Да неважно кто. У меня всё хорошо, Браннер! Ты даже не представляешь себе, насколько хорошо.

– У меня, видишь, Улле, тоже… неплохо.

И ваш покорный слуга находит в себе достаточно сил, чтобы поднять руку и похлопать свою девочку по бедру.

– Какой же ты осел, Ари! Доктор наук, а все равно – осел! – вдруг взвивается она. – Всего лишь неплохо?!

И так зло она это говорит! Ведь не шутит…

– Да просто великолепно, ма шери, великолепно… – едва ворочаю я языком.

– То-то же, Ари.

И в словах ее звучит небрежность. В духе: да, почти пошутила, почти простила, но мы с тобой разбираться не закончили, драгоценный сеньор. А мне… мне так худо, господа. Я все еще на сцене и, может быть, вас заинтересуют не только песни триумфа, но и вопли страданий вашего героя. Страдания… всегда интересуют публику, если они яркие, скоро закончатся и никак ее не затрагивают: мучается тот-кто-на-сцене… сочувствовать ему можно, помогать было бы нелепо.

Так вот, дамы и господа, я страдаю от зависти. Как же вышло, что… я победил, я возвращаюсь с эпической добычей, но рядом со мной, великолепным авантюристом, блистательным ученым, отважным мужчиной, находится женщина… которая из-за денег готова загрызть меня и не загрызла пока еще только по той причине, что крепко надеется мирно получить свой гонорар? «Убивать – слышу я ее мысли, – это столько возни». Как же так вышло?! А хромоногого простеца любят и ждут просто так…

Обидно.

И, на всякий случай, дамы и господа… не беспокойтесь за вашего любимца: при необходимости я сам ее загрызу. Я всегда успеваю ударить первым. Но… всё же славно, что старина Улле рядом.

9

Госпожа Горелова, Джессика-Элеонора, одетая по-походному, уже не очень юная и не очень красивая, а когда-то была, наверное, чудо как хороша. Зато все еще подтянутая, не расползлась, молодец. Сидит сутуло, смотрит хмуро, сдерживается изо всех сил, чтобы не заплакать. Глядит куда-то в сторону. Кабинет со скромной офисной мебелью, стол, техника на столе и хозяйка кабинета за столом ее совершенно не интересуют. Абсолютно.

Это не просто женщина, это избавление от множества проблем разом. Сотрудничество с международной организованной преступностью налицо. Нежелание пойти на сотрудничество с органами правопорядка налицо. Прямое сопротивление расследованию, да еще и в тот момент, когда правда, сказанная вовремя, могла помочь делу, налицо. Засадить ее по серьезным статьям – пара пустяков. И это был бы хоть какой-то ощутимый результат операции. То самое твердое «удовл.», которое избавляет от оргвыводов.

Только вышло бы… не по чести. Потому что мадам Горелова – никто, потому что она давно покинула синдикат, потому что она попала, как кур в ощип, в чужую серьезную драку. И еще потому, что дома ее ждет маленькая девочка.

Вздыхает тяжело, находит взглядом взгляд, говорит:

– Я готова дать любые показания, я готова подписать что угодно. Только мужа моего не трогайте. Он ничего не знал. Он ни в чем не виноват.

Хочется ругаться матом, но гвардейский мундир не позволяет.

Богатырева отвечает вздохом на вздох. Играет какое-то время с собеседницей в гляделки и заставляет ее отвести взгляд. Из принципа.

– Госпожа Горелова, рада вам сообщить, что ваш супруг покинул офис Управления, и мы не находим в его действиях никакой связи с вашими выкрута… с вашими необдуманными поступками. Никаких обвинений на него возложено не будет.

Смотри-ка, расцвела! Заулыбалась! Лет семь разом сбросила.

Хорошо, когда у тебя хороший мужчина. Такой, чтобы ради него хотелось подставить себя. То есть стоящий мужчина. Знать, господин Горелов того стоит…