Штурм и буря

В скале были вырезаны ниши, сиявшие слоновой костью и мерцавшие серебряными жилами. Мал помог мне дойти до моих покоев, заставил съесть пару ложек сладкой гороховой каши и принес мне кувшин свежей воды, чтобы наполнить тазик. В камне было вставлено зеркало, и я вскрикнула, увидев себя. Тяжелый кувшин разбился об пол. Моя бледная кожа обтягивала выступающие кости. Глаза зияли в синюшных впадинах. Волосы стали ломкими и белыми, как снег.

Я коснулась пальцами стекла. Мал встретился со мной взглядом в отражении.

– Нужно было предупредить тебя.

– Я похожа на чудовище.

– Нет, скорее, на хитку.

– Древесные духи питаются младенцами!

– Только когда голодны, – усмехнулся парень.

Я попыталась улыбнуться, ухватиться за этот проблеск теплоты между нами. Но вдруг заметила, как далеко от меня он стоит, убрав руки за спину, словно страж на смене. Мал не понял причину моих слез.

– Ты пойдешь на поправку, – сказал он. – Когда начнешь использовать силу.

– Конечно, – ответила я, отворачиваясь от зеркала и чувствуя боль и усталость всем своим естеством.

Я замешкалась и многозначительно покосилась на людей Апрата, расставленных у дверей в комнату. Мал подошел ближе. Мне хотелось прижаться щекой к его груди, спрятаться в его объятиях, послушать уверенное, человеческое биение его сердца. Но нет.

Вместо этого я тихо заговорила, едва шевеля губами:

– Я пыталась. Что-то не так.

Он нахмурился.

– Ты не можешь призвать солнце? – нерешительно переспросил он. Был ли это страх в его голосе? Или надежда? Беспокойство? Я не знала. От него исходила только настороженность.

– Я слишком слабая. И мы слишком глубоко под землей. Не знаю…

Я наблюдала за выражением его лица, вспомнив наш спор в березовой роще, когда он спросил, готова ли я перестать быть гришом. «Ни за что», – ответила я. Ни за что.

На меня нахлынуло отчаяние, густое и черное, тяжелое, как слой почвы над нами. Мне не хотелось произносить эти слова, не хотелось озвучивать страхи, которые сопровождали меня на протяжении всего нашего долгого темного пути под землей, но я все равно заставила себя это сказать:

– Свет не откликается на мой зов, Мал. Моя сила исчезла.

ЭПИЛОГ

И вновь девочке снились корабли, но на сей раз они летали. У них были белые брезентовые крылья, а за штурвалом стоял лис с умными глазами. Иногда он принимал образ принца, который целовал ее в губы и преподносил драгоценную корону. Иногда – красной гончей с пеной на морде, кусающей ее за пятки, пока она бежала.

Время от времени ей снилась жар-птица. Та обнимала ее огненными крылами и держала, пока девочка горела.

Она знала задолго до прихода новостей, что Дарклинг выжил – значит, она снова потерпела неудачу. Его спасли гриши, и теперь он правил Равкой со своего теневого трона, окруженный ордой чудовищ. Стал ли он менее могущественным после случившегося в часовне – девочка не знала. Дарклинг древний, и сила знакома ему куда ближе, чем ей.

Его опричники врывались в монастыри и церкви, снимали плитки и вскапывали пол, выискивая заклинательницу Солнца. За нее предлагали награду, выдвигали угрозы, и вот на девочку снова началась охота.

Священник клялся, что здесь она в безопасности, в этой огромной паутине проходов, пересекающих Равку, словно линии тайной карты. Некоторые заявляли, что туннели проделали армии верующих, и что на их строительство потребовались сотни лет и топоров с кирками. Другие утверждали, что это работа чудища – огромного червя, который поглотил почву, камень, корни и гравий и выдолбил подземные пути, ведущие в древние священные места, где до сих пор читались полузабытые молитвы. Девочка знала лишь то, что ни одно место не останется безопасным надолго.

Она взглянула на лица своих последователей: старики, женщины, дети, солдаты, фермеры, осужденные. Но видела только трупы, очередные тела, которые Дарклинг возложит у ее ног.

Апрат рыдал, выкрикивая благодарности за то, что заклинательница Солнца жива, что ее вновь пощадили. Но в его диких черных глазах девочка читала и иную правду: мертвая мученица приносит меньше проблем, чем живая святая.

Молитвы верующих возносились вокруг мальчика и девочки, раскатываясь и умножаясь под землей, отскакивая от огромных каменных стен Белого собора. Апрат сказал, что это место священно – их пристанище, святилище, дом.

Мальчик покачал головой. Для него это место выглядело как темница.

Разумеется, он ошибался. Девочка видела это по тому, как Апрат смотрел на нее, когда она с трудом вставала на ноги. Слышала это в каждом слабом ударе своего сердца. Это место – не тюрьма. Это могила.

Но девочка много лет была невидимкой. Она и так вела жизнь призрака, спрятавшись от всего мира и от себя. Ей лучше других была известна сила давно похороненных вещей.