Штурм Рейхстага

Сопровождавший нас Карл Детингер, вооруженный до сих пор одним пистолетом, попросил у меня винтовку.

— Я хочу войти в этот проклятый дом вместе с вами, чтобы первым из всех немцев отомстить гестапо за то зло, которое оно причинило нашему народу, — решительно, не в силах скрыть волнение сказал антифашист.

Мы ему дани русскую трехлинейную винтовку.

Бой с гестаповцами длился почти сутки. Плечом к плечу с нами дрались наши саперы, артиллеристы, танкисты, даже связисты.

Вечером ко мне привели пленного майора Пауля Хеншеля. Он командовал сводным отрядом СС, оборонявшим дом Гиммлера. Циничная откровенность его меня поразила.

— До войны охранял тюрьму Моабит, — давал показания Хеншель. — В войну служил во Франции, Югославии, на Украине. Полгода был в Киеве, несколько месяцев во Львове, потом в Кракове.

— Советских граждан расстреливали?

— Лично не расстреливал. Для этого были солдаты.

— А поляков?

— Поляков приходилось.

— Где ваша семья?

— Была здесь, в Берлине.

— Где сейчас?

— Вчера жена и двое детей отравились…

— А вы почему решили жить?

— Я думал еще быть полезным Германии.

…Рано утром 30 апреля мы увидели рейхстаг. Вот что писали о рейхстаге наши агитаторы в листовке, которая ходила по рукам солдат батальона:

«Берлинский рейхстаг является общегерманским парламентом. Всю свою историю этот парламент служил верой и правдой правящим кругам Германии — прусским юнкерам и промышленным и финансовым королям Рура. В 1914 году рейхстаг послушно проголосовал за войну, развязанную Германией против России, Франции и Англии. В конце войны он помог задушить германскую революцию. После этого всеми своими действиями рейхстаг способствовал приходу к власти в Германии фашистов. В тридцатых годах Геринг поджег здание рейхстага, и этот пожар был сигналом к разгрому всех противников Гитлера. Позднее рейхстаг санкционировал захват Германией Австрии и Чехословакии. В руках Гитлера немецкий парламент был послушным орудием одурманивания народа. В 1939 году он одобрил на падение Германии на Польшу, в 1941 году — нападение фашистских полчищ на нашу Советскую Родину. Германский рейхстаг — оплот фашизма, оплот Гитлера. Вперед на разгром этого разбойничьего гнезда немецкого империализма!»

Каждый из нас хорошо понимал, каким моральным ударом явилось бы для гитлеровцев известие, что рейхстаг пал, что он в руках советских войск. Рейхстаг в их сознании был олицетворением мощи гитлеровского государства, силы его армии. Фашистские правители Германии самонадеянно говорили о том, что их берлинский рейхстаг по своему историческому значению выше Московского Кремля, выше Вестминстерского аббатства в Лондоне, выше Капитолия в Вашингтоне.

И вот он перед нами, этот рейхстаг. Не знаю почему, но мне тогда его массивное, грязно-серое здание показалось похожим на паука. Облупленные стены рейхстага вызывали чувство брезгливого омерзения.

Однако долго разглядывать немецкий парламент было некогда. Для нас была дорога каждая минута.

Пленные показывали, что рейхстаг окружен глубоким рвом, заполненным водой, что в самом здании укреплены и забаррикадированы все этажи, комнаты и лестницы. По одним данным, гарнизон немецкого парламента состоял из двух тысяч гитлеровцев, по другим — достигал трех тысяч…

Было ясно, что один наш батальон с задачей овладеть рейхстагом не справится. Поэтому мы связались с подразделениями Неустроева и Давыдова и решили вести штурм общими силами. Генерал приказал всем артиллеристам и минометчикам корпуса перед атакой открыть огонь по рейхстагу.

Когда все приготовления к штурму были закончены, я приказал старшине Иванову снять чехол со знамени, которое батальон должен был водрузить над берлинским рейхстагом.

Тридцатого апреля 1945 года выдался удивительно погожий день. Ярко светило солнце, было тепло и безветренно. А Красное знамя Родины с ленинским портретом у древка сделано этот день праздничным. Солдаты обнажили головы, встали на колени перед боевой святыней.

В эти минуты не нужны была ни музыка, ни взволнованные речи, чтобы подчеркнуть величие и торжественность момента. Говорили сами глаза воинов, гимн Родине пели их сердца.

Под такими знаменами мы испытывали горечь боевых неудач. Мы склоняли их над могилами павших. Края их целовали и смачивали слезами вызволенные нами из гитлеровской неволи советские граждане. Мы пронесли их по пылающим городам и селам России, Литвы, Польши. Они были свидетелями нашего победоносного шествия по Германии. Сейчас Красное знамя звало нас на решительный и, может быть, последний штурм.

— Младший сержант Еремин! Рядовой Савенко! — громко прозвучала команда. — К знамени!

Лучшим из лучших, храбрейшим из храбрых вручил батальон свое знамя.

В другом подразделении перед атакой из рук полковника Зинченко Красное знамя получили прославленные полковые разведчики — русский воин Егоров и грузин Кантария. Москва — Берлин — таков боевой путь смоленского колхозника Егорова; Моздок — Берлин — боевой путь Кантарии.

В батальоне Давыдова знамя было доверено, сержанту Кулиничу и рядовому Курмангалиеву.