Штурман

Я так долго и тщательно пережевывал этот рассказ, что мне стала сниться эта восьмерка отважных людей, пустившихся в путь сквозь бури и «враждебные вихри» ради достижения какой-то неведомой, но, несомненно, высокой цели. В моих снах я видел их почему-то на парусном корабле, скорее всего бриге, исчезавшем и вновь появлявшемся в высоких черных волнах страшного моря, с суровыми мужественными лицами и несгибаемой волей, в просоленных моряцких куртках и высоких, до колен, сапогах. И во главе их, словно дядька Черномор, неизменно стоял таинственный Штурман, лица которого я не видел, ибо оно было скрыто от меня в глубинах капюшона огромного плаща и представляло собой черное пятно. Держащая штурвал рука Штурмана была худой и белой, словно у Смерти, и ею он уверенно вел свой бриг в неведомые дали.

Вероятно, дело тут было не в моей излишней впечатлительности, которой, надо сказать, я никогда не скрывал, но в однообразии моей жизни последних дней и ее бедности на события. Неудивительно, что я занимал себя по мере сил и что сны мои соответствовали моим мыслям, разносторонне их приукрашая. Так или нет, но одно цеплялось за другое и фигура загадочного Штурмана, о котором дед Архип распространялся столь неохотно, не шла у меня из головы.

Между тем, в моей жизни намечались изменения. Как-то утром, придя с очередной ночной смены, хозяин барака с порога поведал мне, что имеет кое-какие идеи относительно моих дальнейших действий.

– Послушай-ка, парень, я не могу сейчас придумать, как тебе по-настоящему помочь, и не хочу подавать ничем не подкрепленных надежд. Ясно одно – от такого безвылазного сидения взаперти ты скоро совсем зачахнешь и превратишься в мумию, бледную и неподвижную. Ты молодой, и дух твой, как и тело, требует простора и возможности если не действовать, то, по крайней мере, шевелиться. Вместе с тем, на улице тебе показываться нельзя, слишком много у тебя здесь появилось «знакомых», от милиции и работников психбольницы до твоего ночного преследователя. Все они, думаю, не забыли о тебе – последний уж во всяком случае – и не упустят возможности взять тебя «в оборот», едва завидев. В общем, отправишься ты к одному моему знакомому, в деревню, где и пересидишь то время, пока я что-нибудь не придумаю. Это километрах в ста с небольшим отсюда, в тайге, где тебя, полагаю, искать никто не будет. Ну, о преимуществах свежего таежного воздуха и простора, где ты ничем не связан, я уж и не говорю. Так как, Галактион?

Что я мог сказать? С одной стороны, уезжать из города, где, как мне казалось, у меня было больше шансов найти дорожку к вожделенной двери домой, мне не хотелось, с другой же я понимал, что Архип абсолютно прав в своих рассуждениях, и здесь мне ничего не высидеть. Сам я тоже жаждал сменить обстановку – слишком душно и тесно было мне в бараке доброго старика, да и злоупотреблять его гостеприимностью я не желал.

– Спасибо тебе, дед Архип, за заботу. Я верну тебе долг, как только смогу, можешь не сомневаться. Когда ехать?

Дед, похоже, был рад моей покладистости.

– Да сегодня с вечера и поедем. Довезу тебя до соседнего городка – подальше от глаз, – а там с рассветом к почтовику подсядешь, что до села Стоянова отправляется. В Стоянове спросишь да пересядешь на следующего, который до самой Николопетровки довезет. В общем, найдешься как-то. Извини, ничего более приемлемого не могу тебе предложить. Я человек маленький, незаметный, ни к автомобилям, ни еще к чему мудреному доступа не имею. Водки вот дам тебе для шоферов да поесть чего в дорогу, а больше, пожалуй, ничего и не могу.

– Ничего и не требуется, дед Архип! Хороший ты человек, пропал бы я без тебя!

– Это так, парнишка, – пропал бы. Сгинул. Хотя, может, еще и сгинешь, кто знает. Места здесь суровые, жизнь несносная, да и сам ты как телок новорожденный, носом тычешься в зад корове, вымя ищешь. Ну, да ладно, чего там, и так все ясно. Давай-ка вот лучше картошечки сварим да с огурцами-то и посидим малосольными. Неизвестно, удастся ли свидеться когда…

Архип отвернулся и стал набирать в горшок картошку из куля у лавки.

– Послушай-ка, дед, а как этот твой знакомый узнает, что я от тебя? – задал я внезапно пришедший в голову вопрос, намеренно, однако же, не интересуясь личностью и происхождением этого дедова приятеля. Скорее всего, речь шла об одном из ожидающих отправления на родину странников, и я не хотел вновь поднимать неприятную Архипу тему.

– Да я тебе записку дам. Передашь ему, он все и поймет, приютит. Не боись, парень.

– Понятно.