Штурман дальнего плавания

— Конечно, по правилам нельзя палубную команду заставить работать в машине. Это только во время авральных работ можно. Но сейчас дело другое. Поставлена на карту честь всего судна. Думаю, что надо помочь, — спокойно и не торопясь проговорил Журенок.

— Если товарищам требуется помощь, то обязательно надо помочь. Где же тогда морская дружба? — краснея, сказал я.

Мне казалось, что меня обвинят в том, что я еще мало плаваю, чтобы выступать по этому вопросу, но Чернышев одобрительно посмотрел на меня и сказал:

— Кажется, один только Филиппенко против помощи машинной команде. Так вот, я хочу объяснить ему, — Чернышев стал серьезным, — что на советском судне нет машинной и палубной команды. У нас есть один коллектив, один экипаж «Гдова». Успехи машины — наши успехи. Их неудачи — наши неудачи. Все ложится на коллектив, и потому не может быть никаких разделений, когда кому-нибудь нужно помочь. Возможно, что скоро придется помогать нам, палубникам. И машина нам поможет. Это на старом флоте в царское время офицеры сознательно разжигали вражду между верхней и нижней командами. У нас этого нет. Как, Филиппенко? (Филиппенко смущенно молчал.) Давайте проголосуем: кто за помощь машинной команде?

Руки подняли все. Предложение Павла Васильевича было принято единогласно. Решили сделать сюрприз старшему механику и завтра с утра всем, кто свободен, лезть в котел.

Утром, одетые в старые робы, четыре человека во главе с Чернышевым спустились в машину.

— В чем дело? Что это за делегация? — недовольно встретил нас стармех.

— Это не делегация, а бригада котлочистов, — строго сказал Чернышев.

— Кто? Чего? Котлочистов? — Лицо Ивана Павловича выражало крайнее удивление.

— Да, да, котлочистов. Давайте инструменты и один из котлов. Мы вам покажем, как нужно работать!

Наконец стармех понял. Он схватил Чернышева за руку и начал ее трясти:

— Вот молодцы! Ну что за ребята! Да я вам… да я вам бочку пива выкачу! Сейчас все будет сделано. Михаил Матвеевич, принимай бригаду! Инструмент давай! В левый котел их, а наших всех на правый, — весело командовал старший механик.

— Иван Павлович, только жюри надо создать. Мы вас на соревнование вызываем — кто быстрее и лучше сделает. Победителям — билеты в Одесский театр из средств судового комитета. Согласны?

— Конечно. Прекрасно.

Мы надели защитные очки, взяли кирки и полезли в котел.

Через два дня оба котла были очищены. Погрузка еще продолжалась. Иван Павлович был в восторге и не знал, как благодарить нас. Кочегары и машинисты смотрели на нас с уважением и на наши веселые шутки, «что, мол, без палубников пропали бы», отвечали, что жизнь еще не кончилась и они нам отплатят тем же.

Соревнование все же выиграла машинная команда. Сказался навык к привычной работе. Но билеты в театр они великодушно предложили поделить поровну. А еще через сутки «Гдов», тяжело нагруженный машинами, покидал Антверпен. Мы шли в Черное море.

8

Позади остались неприветливое Северное море, туманный Ла-Манш и бурный Бискайский залив. «Гдов» прошел Гибралтар и вышел в Средиземное море. Оно, как бы желая дать нам отдохнуть от суровых, напряженных вахт, встретило прекрасной погодой.

И спокойное синее море, и голубое с кучками белых облаков небо, и яркое, горячее солнце — все это было для нас настоящим отдыхом. На палубе работали без рубашек. А совсем недавно мы мерзли в ватниках. Ночи были бархатно-черные, звездные и теплые. Не хотелось уходить с палубы: когда после недолгих сумерек зажигались звезды, вода у бортов начинала светиться, а кругом вспыхивали маленькие серебряные фонтанчики от ныряющих в воде дельфинов.

Иногда мимо нас проплывали многопалубные пассажирские пароходы, освещенные множеством огней. До нас доносилась музыка. На застекленных, увешанных китайскими фонариками верандах кружились пары. Целая армия официантов, одетых в белое, сновала взад и вперед. Это были суда богачей. Две тысячи пассажиров обслуживала команда в тысячу двести человек. Матросы не имели права заходить в роскошные залы, слушать музыку, отдыхать. Они жили на одной из нижних палуб, имея возможность лишь изредка выходить на тесную площадку на носу, и работали где-то глубоко у ревущих топок кочегарки, в прачечных, кухнях, ресторанах. В жаре, духоте, во влажных испарениях. Это был чуждый нам мир.

На «Гдове» готовились к большому событию. Пользуясь хорошей погодой, главный режиссер и руководитель художественной самодеятельности Каракаш объявил, что в ближайшие дни будет дан «гала-концерт». Уже два дня висели красочные, написанные мной афиши о предстоящем концерте. На больших листах бумаги громадными красными буквами я написал: