Штурманок прокладывает курс

Снова я превратился в ученика. Приходилось работать по двенадцать — четырнадцать часов. Я уставал, конечно, но с радостью обнаружил, что за время службы в разведке память стала емкой и цепкой. Мои учителя, майор и капитан, были довольны. Майор владел немецким не хуже меня. Много раз мы разыгрывали с ним разговор в немецком штабе, в абвере, в полевой жандармерии, и надо сказать, в некоторых случаях я поправлял его, потому что общение с немцами обогатило меня множеством деталей, которые нельзя узнать ни из одной инструкции. Потом майор уехал. Прощаясь, он сказал:

— Спасибо вам, Штурманок. Скоро тоже надену немецкую форму.

Незадолго до моего отъезда самолет с Большой земли сбросил контейнеры с оружием, батареями для радиостанций, консервами и газетами. А кроме всего этого, там были письма.

— Пляшите, товарищ старший лейтенант, — сказала Паша, протягивая два письма. Прямые, острые буквы на конверте могли быть написаны только одним человеком на свете — моим отцом.

«Вот мы и воюем оба, сын!..» Наверно, я сильно побледнел, потому что Паша протянула кружку воды.

Отец всегда оставался для меня живым, хоть с начала войны я ничего не знал о нем. Он командовал теперь артиллерийским соединением. О службе отец писал скупо. Я понял, что его полки участвуют в большом сражении. Может быть, Сталинград? Письмо было датировано началом января. Оно кончалось словами: «Верю, что мой моряк и в сухопутной войне проложил верный курс. Твой отец, гвардии полковник Дорохов». Второе письмо было от матери из Сухуми. Треугольничек из тетрадной бумаги. Как только развернул его, понял все. Не закружилась голова. Никто не принес мне воды.

«...Не могу, не имею права, Алешенька, скрыть от тебя правду. За несколько дней до полной победы под Сталинградом убит отец».

До самого утра я бродил между берез, а утром пришел к Веденееву и протянул ему оба письма. Он прочел, встал, постоял с минуту, опустив голову. Потом сказал:

— Война. Большего для себя не желаю.

Он никогда не говорил мне о себе. Только сейчас рассказал, что его жена умерла от голода в Ленинграде, а оба сына погибли на Ораниенбаумском плацдарме.

Накануне моего ухода Веденеев сообщил мне, что разведцентр, вместе с партизанским полком, меняет дислокацию. Он будет находиться в лесах, километров на семьдесят восточнее Южнобугска. Маленькому отряду Запашного приказано отвлекать внимание от разведцентра. Во всем, что касается разведки, отряд подчинен мне, а начальником штаба назначен Вася Голованов.

Во всей партизанской деревне и даже в самом разведцентре никто не знал дня и часа моего ухода. Мы простились с Веденеевым. В воздухе висел тихий зной, необычный для конца мая. С северо-запада наползала туча, далекие молнии беззвучно вспыхивали за темными деревьями по ту сторону болота.

— Будет гроза, — сказал Пантелеймон. Он подал мне знакомую латаную свитку и торбу странника. — Дождь пойдет, и мы вместе с ним...

Глава восьмая ВЕГНЕР МЕНЯЕТ КУРС

1

Запашного я застал в сильном гневе. Молодой партизан Присудок стоял перед ним со связанными за спиной руками.

— Злодій! — сказал Сергий. — Ось це мені гірше смерті[95].

Сколько раз пытались немцы обвинить Запашного в грабежах, чтобы восстановить против него крестьян. Не верили! И вот, пожалуйста, в самом деле грабеж. Этот Присудок, недавно принятый в отряд, зарезал на хуторе корову и отобрал у старика пасечника бочку меда.

Запашный собрал «тройку», которая вынесла решение за пятнадцать минут.

— Прикажите расстрелять этого сукина сына! — сказал Запашный новому начальнику штаба, Голованову. — Мародеров в отряде не потерплю! — и ушел, даже не взглянув на осужденного.

Парнишка с оттопыренными ушами кинулся в ноги:

— Любое задание дайте! Пусть лучше немцы убьют, чем свои!

Я сказал Голованову.

— Жаль! Молодой, исправится.

— Могила его исправит, — ответил Вася.

— Так ведь и ты когда-то воровал. Сам рассказывал.

— Пацаном я воровал, с голоду, а он — здоровенный лоб. В бандеровском курене ему место. Пуля — и весь разговор.

— А может, прибережем пулю для фашиста?

Голованов подошел к Присудку, вынул нож и перерезал веревку:

— Пойдешь со мной на задание. Если подведешь — выпущу кишки вот этим самым ножом.

Мы пошли к Запашному. По дороге Голованов сообщил новость:

— Шоммер уехал в Германию. Простить себе не могу!

Наверно, я ненавидел Бальдура не меньше, чем Голованов, но сейчас речь шла уже не о чувствах, а о срыве нашего плана. Несколько дней я ломал голову, пытаясь придумать новый вариант. Все это время Сергий не подходил ко мне. Он сердился за отмену его приказа, но в глубине души был, верно, благодарен.

Тут прибыл приказ от Веденеева нанести отвлекающий удар по комендатуре в местечке Сороковицы, чтобы обеспечить переход в наши края партизанского полка и разведцентра.

— Не вовремя! — огорчился Сергий. У него были в эти дни совсем другие намерения. — Знаешь бывший совхоз «Рассвет»?

— Конечно. Это усадьба Фрауенхайма. Он женат на сестре Вегнера. Помнишь, видели его, когда я уезжал к Веденееву?