Мне было даже неловко перед ним, потому что я считал, что они там на передке больше работают. Убеждение, что «самый уважаемый человек - это не начальник, а простой мужик-работяга», мне привили с детства. Хотя мы находились почти в одинаковых условиях, и моя ответственность, конечно, была выше, но я все равно не мог избавиться от чувства ложной вины перед пацанами, сидящими в окопах. Мы сели попить чаю перед дорогой, и у нас пошел сугубо деловой разговор о войне.
- Тут и тут у них расчеты ПЗРК. Когда прилетают наши «Грачи», они стараются их сбить. А вот с этой стороны, примерно на удалении километра, по ночам слышна техника, -показывал мне на карте Женя и комментировал.
- Хорошо. Еще что-то слышал?
- Остальное я докладывал.
- Спасибо большое. Вы лучшие! - с удовольствием поблагодарил я всю его группу в его лице.
Мы выдвинулись с ним в Зайцево и быстро добрались до крайнего окопа, в котором сидел часовой. На передке очень быстро учишься быть внимательным, потому что прилететь может в любой момент - с той стороны, откуда не ждешь. Мои инстинкты обострились, и я автоматически стал соблюдать правила безопасности и выживания. Осторожно перебежав дорогу, которая регулярно простреливалась, я выглянул из окопа. Прикинул расстояние до следующего укрытия. Послушал небо. Не обнаружив ничего подозрительного, я выскочил наверх и рванул через шоссе к забору. Перебежав дорогу, я присел, в любой момент готовясь стрелять или отпрыгивать в сторону. Стал страховать Женю, пока он не пересек открытую местность. Женя повторил мой маршрут, и мы двинулись дальше. Привычной для меня тропинкой мы прокрались вдоль забора и нырнули в ангары завода, под которыми был подвал. Как только мы спустились внутрь, я представил Женю. Его мало кто знал в лицо, но большинство слышало о подвигах его группы по рации.
- Привет. Это знаменитый «Айболит»! За его голову украинцы дают миллион! - пошутил я.
- Как у вас тут дела?
- Да хорошо все. Не считая суперминеров и прочих специалистов.
«Бас» держал в руках противопехотную осколочную мину.
- Вот хочу ПОМку поставить на входе. Нам тут сказали: поляки и грузины зашли в Опытное. У РВшников целую группу вырезали. Я там одно место приглядел, чтобы обезопасить себя, в общем. А так - все неплохо.
Если я был здесь завсегдатаям, то Женя был человеком новым и незнакомым. Он молчал и отвечал на вопросы, если ему их задавали. Я оставил его в каминном зале нашего «аглицкого клуба» среди остальных джентльменов, а сам привычно пошел на перевязку. После того как медики обработали и заклеили мне рану целлофаном, чтобы она не намокла и не пошло заражение, мы выдвинулись в направлении «Ушей» - как мы конспиративно называли Зайцево.
Самым опасным участком был отрезок от завода до поворота. Его мы преодолели мелкими перебежками по тридцать метров. После него можно было расслабится и идти спокойнее. Мы шли молча, каждый погруженный в свои мысли, и слушали тяжелую музыку ночи - контрбатарейную борьбу с обеих сторон. Было слышно, как «Грады» и минометы бьют по соседней сопке, где находилась позиция нашей арты. Это было уже настолько привычно и буднично, что не вызывало особых реакций. Прилет и прилет...
На тот момент я уже вошел в режим автоматической оценки опасности, когда интуиция тебе подсказывает: «Расслабься. Это, судя по звуку, летит не к тебе». Это трудно объяснить словами, но я как будто знал, что летит мимо. Конечно, существуют критерии, по которым моя интуиция определяла это, но эту оценку она делала автоматически, повинуясь животному инстинкту выживания. По мере адаптации к войне страх погибнуть становился все меньше, потому что я сильно уставал физически и морально. Я мало спал, нерегулярно ел, а моральная и эмоциональная нагрузка была постоянной и очень высокой. Я переключился в режим максимальной экономии сил, и в этом режиме что-то внутри меня начало само по себе управлять моими реакциями, чувствами и поведением. Страх умереть стал другим - он преобразился в страх жить трусом. Это стало страшнее, чем умереть. Страх быть предателем самого себя, своих идеалов и своих ценностей победил инстинкт самосохранения. Я не знаю, как бывает у других, но у меня было именно так. Я ни с кем не проговаривал такие детали, то ли из опасений, что меня не поймут, то ли не совсем доверяя тем, кто был рядом. Тут у меня не было моего психотерапевта, с которым я мог бы это обсудить и разложить по полкам.
Мы пришли и доложили командиру о прибытии. Штаб располагался в подвале одного из неприметных домов, частично разрушенного при штурме Зайцево. Бойцы, которые находились при штабе, оборудовали подвал и с заботой обустроили его. Тут располагался сам командир, его заместитель «Птица» и связисты. Тут же я заметил нового человека - бойца, которого у меня забрали несколько дней назад.
«По-моему “Горбунок”», - вспомнил я его позывной.
- Привет, «Констебль»! - радушно встретил меня командир. - А это значит «Айболит»? Рад знакомству. Красавчик. Хорошо работаешь.
Командир пожал ему руку.
- Спасибо, - замялся Женя.