Когда с тобой рядом разрывается мина от «сто двадцатого», вокруг разлетаются огромные железные лопухи, сметая все вокруг. Сначала раздается глухой гупающий звук, и следом идет разрыв огромной силы с разлетающимися осколками и комьями земли. Взрывная волна от сто двадцатой мины может превратить человека в холодец. Внешне он будет выглядеть целым, а внутри все его органы и кости разрываются и превращаются в студень. Однажды я видел, как осколками от сто двадцатого миномета человека разрубило на три части: ровно по животу перерубило пополам и отрезало руку по плечо. Когда верхняя часть упала на землю, он еще дышал. Мозг продолжал жить и подавал команды органам.
Эти позиции были давно хорошо пристреляны украинцами, и группа «Редми» сразу понесла потери.
- «Редми» - «Констеблю». У меня полгруппы все. Один «двести» и четыре «триста». Осталось четверо, и один из них контужен сильно «сто двадцатой», - вышел он на связь.
- Принял, - с грустью сказал я.
В эфир вышел командир и дал приказ:
- Отходите.
- Ребят раненых сами вытащите?
- Думаю, да. У меня только один неходячий.
Я отключил рацию, и волна чувств отчаяния и досады комом поднялась в груди. «Что мы делаем не так? Почему мы не можем продвинуться на этой позиции?». Это была безысходность, смешанная с тоской и бессилием. Чувство, которое я испытывал, когда, несмотря на все мои усилия и старания, у меня ничего не получалось в бизнесе. В такие моменты мозг тут же подтягивал все ситуации, в которых я проигрывал и терпел неудачу. Это было похоже на отчаяние Вильяма Уоллеса из фильма «Храброе сердце», когда он понял, что проиграл и его предали.
А следом накатила злость! Даже не злость, а ненависть, которая не была направлена на конкретный объект. Я ненавидел всю эту ситуацию и каждого украинца в отдельности, который не давал нам продвинуться вперед. Но в этой всепоглощающей ненависти было много энергии, которая не давала раскисать и подталкивала действовать дальше.
«Соберись! Это не поражение, а одна из тактических неудач, которую мы исправим и выбьем пидоров с их позиций», -успокаивал я себя, пока ждал, когда выйдет группа «Рэдми». Он был жив и готов к дальнейшим действиям. Оставалось добить его группу новыми бойцами и попробовать придумать что-то, чтобы штурмануть этот блиндаж.
«Прапор»
Вечером я в подавленном состоянии пошел на совещание с командиром и встретился на «Дяде Васе» с грустным «Басом». Мы сели с ним отдельно, чтобы поговорить и попить кофе, которое он раздобыл для бойцов. «Бас» был упорным и умел напоминать о себе, если нужно. Он штурмовал штаб, как главный герой фильма «Побег из Шоушенка», который требовал, чтобы в их тюрьме сделали библиотеку. Серега добился, чтобы вместо рассыпного чая им на передок присылали растворимый кофе и другие более практичные продукты.
- «Что не весел, Генерал? / Али корью захворал, / Али брагою опился, / Али в карты проиграл? / Али служба не мила, / Али армия мала, Али в пушке обнаружил / Повреждению ствола?..» - спросил я его цитатой из пьесы Филатова «Про Федота-стрельца, удалого молодца».
- Да так.
Он нехотя улыбнулся.
- Привыкнешь к людям, а их раз и ранило. Или убило. А человек-то был хороший. «Макса» ранило, «Прапора» ранило. А с кем теперь работать?
- «Макса» знаю. А «Прапор» - это кто?
- Ну ты даешь? - удивился «Бас» моей забывчивости. - Это же тот боец, которого ты увидел на фишке без броника и попросил меня провести с ним беседу.
- И что? Провел?
Я улыбнулся, зная, что разговор у него был коротким.
- Дал пару лещей. Он быстро все понял, и броник уже не забывал никогда.
- А что с ним? Задвухсотился?
- Нет. Когда «Маслена» выносили, всю группу ВОГом посекло. Ноги, в основном. Я же с «Масленом» на одном лагере был. Шконки почти рядом стояли. Тот еще, конечно, был пассажир в зоне. Ну да ладно. Ты же их послал с «Топором» запустить птицу, а хохлы срисовали, откуда они взлетают, и закидали их ВОГами. А мои прибежали, и он прямо охоту открыл на них. Поджидали, суки, когда они на «открытку» выйдут, на шоссе. Но они, видишь, даже на перебитых ногах его принесли, -искренне восхищался и грустил «Бас» о своих ребятах.
- Герои, что тут скажешь.
- «Прапор» и «двухсотых» вытаскивал от заправки, когда «Макса» ранило.
- Так это он? Там вы ваще по красоте сработали.
- Пффф... - выдохнул «Бас». - Ему «Мужика» давать можно легко. Или «Егория» офицерского, как при царе-батюшке. Он прапорщиком в армии был! Это уже почти офицерский чин, по-старому.
- А как они с заправки вытащили пацанов?
Я увидел, как «Бас» приосанился и повеселел, готовясь рассказать мне про своих ребят.
- Мы вдвоем с «Прапором» разрабатывали план. Через два дня после того, как «Макса» ранило.
Лицо Сереги стало серьезным, как у Кутузова в Филях.
- Думали, как забрать этих «двухсотых».
Он остановился, видимо, мысленно восстанавливая ход событий.