Видимо, понимая, что при потере блиндажа у леса они попадут в окружение, наши украинские друзья покинули позиции, воспользовавшись темнотой донбасской ночи. Я собрал несколько групп с тыловых точек и перевел их на «КСП».
На следующий день, мы стали продвигаться строго на север и обнаружили, что украинцы отошли практически со всех позиций, которые мы могли отрезать. Группа «Самолета» вышла на самый юго-западный край леса и заняла последний блиндаж. Через полчаса я получил сообщение от группы «Грешама». Они вышли на промежуточный блиндаж от «КСП» к лесу, который мы назвали «Эдем»
- «Констебль», «Грешам» «двести», - грустно сообщил его боец.
- Что случилось? На вас идет накат?
- Нет. Украинцев нет, - успокоил меня он. - Мы тут блиндаж нашли замаскированный. Это типа склад. Там всего полно было: мины, «морковки» для РПГ, патроны разные. «Грешам» залез туда и открыл ящик. Ящик взорвался, и его убило.
- Как так? Он же офицер? В спецназе служил! Как так можно попасться на такую дешевку? - стал с перепугу кричать я, понимая, что боец ни в чем не виноват. - Еще кто-то погиб?
- Не. Он один туда полез.
- Короче, там все кошками протралить нужно! И осторожно осмотреть. Пока минер не придет, ничего там не трогайте.
Я отправил туда «Бобо», который лучше всего разбирался в вопросах минно-подрывного дела, и мы стали использовать БК с этого склада. Удивительно, как нерационально использовались украинской стороной боеприпасы. Бахмут в конечном итоге был взят благодаря щедрости наших оппонентов, предоставлявших нам все: от обмундирования до вооружения и боекомплекта к нему.
Через несколько часов старый душман «Бобо» вернулся и доложил, как он любил, по полной форме. Слушая его, создавалось такое впечатление, что это он командует взводом и берет Бахмут в одиночку.
- Ты сказал: «Иди Бобо, карочи, вперед. Нада ачищать мины, чтобы двигаться далши». Я пашол от заправки. Са мной был один снайпер. Ми двое, карочи. По всем посту передали, чтобы никто агонь не откривали на нас. Мы идем пасреди-не всем проверять дарогу. И технике дарогу и пешеходы. Все нада обчистить, потом далши двигаться. Ну я пашол, карочи, сматрю, там скоч стаит на дереве желтый. Я сразу этого пацана сказал: «Братан, смотри, там че-то жолтые? Давай я туда пайду?». Он говорит: «Бобо, не иди туда, карочи. Аттуда видна тебе, и они тебе стреляют. Они нахално ставят, чтобы кто-то туда идти. А туда может и снайпер или пулемет». Я говорю: «Все равно нада идти сматреть. Я пойду там смотрю, че-то там дырик падазрителна». Вот как сабака аткапает для себя, вот такой откопанный карочи.
Рассказывая, «Бобо» дополнял жестами и мимикой то, что не мог сказать словами.
- Я сраза лижал вакруг. Сматрю, ничего нет. Тишина! Я па-пластунски пашол туда. Грязь зимой, все мокрые. Я пашол, сматрю: там ветер идет и тепло из дырка. Я, карочи, сраза па рации вышел на тебя: «“Констебла”, “Констебл»”, я нашол такой, такой, такой».
- Вот ты Гомер. Что вижу, то пою, - удивлялся я его докладу, но не хотел его прерывать из-за эстетического удовольствия.
- Карочи, «Крапив» приказал: «Бобо, карочи, скинь там че-нибудь». Я взял, карочи, адин гранат сначала бросил. Звук толка «бум», и все. Не сильна, как хлапушка ты взарвешь пад тазикам, или пад ведро так - «бум», и все. Фтарую бросиль - «бум», и все. Третью бросиль - «бум», и все. Я говорю: «Все, я три граната бросиль, далше пашол». Сматрю - щэл. Там лижит... Я сразу дастал бинокал. Сматрю, там миномет стаит. Аружие стаит, бо-еприс стаит, свечки стаит самаделные там. Три-четыри ящика. Ну, карочи, я дабрался датуда потэхонечьку-потэхонечьку. Пацан-снайпер сверху сидел наблудал вакруг. Я потэхонечьку-потэхонечьку смотрю, самадэлны взрывчатка где-то восемь-девять штукаф. Я сраза возле их заметки ставил каждый и далши пашол. Сматрю, там пачти полсклада аружия. Я их абезвредал все, каторые мина был самоделный. Все, каторые был, пряма вот так снял земля, не давиль ниче, и взарвал их.
- Спасибо, «Бобо».
Я протянул ему руку, и он сдавил мне ее своей клешней.
- Осторожнее! Как дома дела? На ротации был?
- Такой ситуация... Я ни разу дома ни звания.
- Ладно. Спасибо за службу!
- Если че нада в далнейшим, обращай, «Канстебель».
- Хорошо, братан, давай.
Постепенно мое ощущение бессмысленности и пустоты сублимировалось в мою активность по подготовке к взятию последних рубежей, которые отделяли нас от Бахмута. Перед нами оставалась траншея, в центре которой находился укрепрайон «Остров», за которым уже был виден город, горевший все больше.
- Десять месяцев... - с грустью думала моя гражданская часть. - Я тут всего три. Это еще три раза по столько. Вряд ли мне удастся выжить.
- Давай без паники, - проснулся внутренний вояка. -Как-то же ты выживал до этого. Командир вон, смотри, давно уже воюет. И «Горбунок».
- Я не они. Война - это не то, чем я собираюсь заниматься всю жизнь.