ShturmBahmuta_2024

«Baco» был человеком православным и выглядел как дородный батюшка. Когда он рассказывал свои истории, речь его звучала убедительно. Он имел прекрасную привычку поглаживать свою бороду во время рассказа и для убедительности наклонялся лицом к собеседнику, упираясь в него взглядом. В последний раз на боевом выходе они попали под украинскую птицу с «ночником», которая бесшумно скинула на них пару ВОГов. Он, как и Ваня, был москвичом из далеких девяностых. Он любил порассуждать о вечном и мечтал в конце войны помогать пацанам с посттравматическим расстройством личности. К нему тоже часто приходила жена Марина, напоминая мне о Маринке, которая была где-то рядом в Москве.

Нас, стариков за сорок, разбавляли еще трое молодых парней, которые часто разговаривали по телефону с мамами. Чтобы не слушать их личные разговоры, когда они начинали общаться, я уходил на балкон. Мне тяжело было слушать их сентиментальные беседы, и я прятался от этого на балконе, где я мог быть наедине с самим собой. У каждого из ребят была своя, не менее интересная история. С чего бы мы ни начинали разговор, он неизбежно перетекал в военные рассказы и сравнение, у кого как было в подразделении. Наговорившись и устав от этих рассказов, я ковылял на костылях на улицу и подолгу сидел на скамейке, привыкая к миру и Москве.

Посетители

Первый приехал муж моей двоюродной сестры - Леша. Мы встретились на улице. Я в третий раз поймал на себе взгляд, которым смотрят на приведение, которое должно быть мертво и чудом выжило. Мы обнялись, и он стал тактично расспрашивать меня о Бахмуте.

- Вы там вообще молодцы, конечно. Я восхищен вашей работой. Это, конечно,сила!

- Вы тут ролики смотрите?

- Конечно! Мы же все следим за вами. Вы единственные, кто наступает на сегодняшний момент.

Во мне стали бороться смущение и гордость за подразделение, в котором я служил. Я расспросил Лешу о новостях и, утолив жажду, выдохся морально. Мне, с одной стороны, хотелось рассказывать, как там обстоит ситуация на самом деле, но и вываливать на него то, что накопилось за эти месяцы, я не хотел. Он привез телефон и, когда мы попрощались, я мысленно проговорил номер телефона и набрал отцу.

- Привет, пап. Я в госпитале.

- Привет, сын. Руки, ноги на месте?

- Да. Все в порядке. Осколков много, но это не смертельно. Сказали, все почистят.

- Вот и хорошо, сынок. Вот и ладно.

Я слушал его голос, смотрел на деревья в Сокольническом парке и боялся, что сейчас я открою глаза и пойму, что я заснул в подвале своей располаги в Бахмуте. Представив это, я вспомнил, что в Бахмуте мне иногда казалось, что я сейчас открою глаза и окажусь в своей постели в Москве и пойму, что все это мне просто приснилось.

На следующий день приехал Саня, которому наш общий друг Гарик помог получить пропуск. Мы давно с Саней знали друг друга и даже вместе работали в одном проекте психологами. Саня был родом из Мариуполя и для него, как и для меня, эта война была гражданской. Его семья после штурма разделилась на две части, но он поддерживал отношения и с теми, кто уехал в Европу, и с теми, кто остался тут. Сане я доверял больше, потому что знал, что он, как психолог, может переварить чужую боль, и она его не разрушит, и за час общения вывалил ему много тяжелых подробностей, которые он с интересом слушал. Я решил показать ему коллекцию своих осколков, которые вытащили из меня за первые два ранения.

- Такая маленькая пиздюлина? - удивился он, разглядывая осколок, который прилетел мне в голову. - Тут и сантиметра нет.

- А ты думал, что осколки - это куски железа с кулак величиной? Таким человека пополам перережет. Ну, как я? -спросил я его, чтобы понять, как я выгляжу.

- Ну, как тебе сказать, чтобы не обидеть... Постарел лет на двадцать, похудел килограмм на двадцать. В общем, выглядишь как мумия Рамзеса второго.

- Не очень, в общем?

- Посттравматический синдром есть? - задал мне Саня вопрос в лоб.

- Не знаю... Наверное, есть.

- Не сильно похоже, судя по тому, что ты мне тут рассказывал. У ПТСР есть три основных симптома. Сны о войне сильно пугающие есть?

- Да вроде нет. Сняться, конечно, пацаны погибшие, но так, чтобы я прямо просыпался в поту, такого нет.

- Хорошо. Нежелание говорить о войне и том, что там с тобой происходило есть?

- Тоже нет. Ты же видишь. Я наоборот бы выговорился.

- Повышенное психическое возбуждение?

- Чуть-чуть. Может, агрессивность повышенная.

- Тогда диагноз такой: ПТСР отсутствует, но необходимо тщательное наблюдение за своим состоянием. И выговариваться тебе нужно.

Мы ходили по дорожкам вокруг корпуса, и я продолжал рассказывать о тяжелых моментах, а Саня молча продолжал слушать и задавать точные наводящие вопросы, как он это делал на терапевтических сессиях. Было видно, что та жесть, которую я выливаю на него, его не пугает и не отталкивает. Сане всегда были интересны способности выживания человека в экстремальной среде.

- Книгу тебе нужно писать, - сказал и внимательно посмотрел на меня Саня. - Уникальный опыт.

- Книгу?! - опешил и растерялся я. - Ну, хер его знает...