На следующий день я пришел в себя и стал вспоминать, как я девятнадцатилетним пацаном возвращался из командировки в Чечню и мечтал запрыгнуть на мотоцикл, набухаться, переспать с красивой девочкой и съесть килограмм мороженного. А теперь мне сорок один год, и я не хочу всего этого. Я хочу съездить за своей кошкой в Саратов и не спеша пройтись по Москве. Зайти в кафе и выпить чашечку кофе. Сходить в кино и поговорить со своими друзьями. Мне не нужно никакого праздника. Мне нужны тишина, покой и минимальное количество разговоров о войне. Потом я вспоминал этого упыря с выпученными глазами и его «Мне нужны американцы!», и меня накрывала волна жалости к себе и сожаления.
- Почему я его не убил? Нужно было мочить его! И проблем бы не было.
- Все, что ни делается, все к лучшему, - просыпался мой гражданский. - Ты честно отвоевал свое и остался жив. А мог бы остаться там. Ведь мог?
- Мог...
- Расслабься тогда и занимайся выздоровлением.
На следующее утро нас разбудил бодрый женский голос. Нас стали вывозить и грузить в транспорт, чтобы везти в аэропорт для транспортировки в Ростовский госпиталь.
- Чего ты встал? Рот раззявил. Вези его быстрее и возвращайся! Мухи сонные. Ты и на бабе такой же, как тут? - орала на медбратьев статная очень красивая женщина в военной форме, которая командовала эвакуацией.
На вид ей было лет тридцать пять, но, возможно, я был настолько ей очарован, что неверно определял ее возраст.
- Во, баба! У меня аж привстал, - шепнул мне с похотливой усмешкой боец, лежащий на соседних носилках.
- Ага. Огонь, а не женщина.
- У кого тут привстал? У тебя что ли, плюгавый? Яйца-то на месте? Привстал у него, - напала она на нас.
И я увидел, как боец вжался в носилки, завороженно глядя на женщину-самца.
На аэродроме нас погрузили в восемь вертушек, и мы полетели в сторону России, на Родину. Передо мной в вертолет погрузили человек двадцать, и мне удалось пристроиться прямо у рампы. Летели мы на очень низкой высоте, практически задевая днищем верхушки деревьев. Я лежал и вспоминал, как нас забрасывали на выход в Чечне. После приземления вертолета, я всегда первым выпрыгивал с пулеметом и занимал позицию для прикрытия остальной группы. Это придавало значимости и нагружало ответственностью. Пулемётчик приходит первым и уходит последним.
Под брюхом вертолета мелькали поля и посадки, и даже один раз мы пролетели над местностью, изрытой траншеями, блиндажами и оспинами разрывов. В голове мелькал калейдоскоп из воспоминаний о чеченской компании, обрывков нынешних переживаний и надежд на будущее. Все так быстро изменилось, что психика не успела перестроиться, и я мысленно все еще был в Бахмуте. Временами я смотрел на тех, кто находился со мной в вертолете, и от нечего делать старался угадать, насколько серьезны их ранения по сравнению с моим. Дают ли они им право улететь в Россию или нет. «Мой дозор, по-видимому, окончен. Пока меня залатают, контракт подойдет к концу и будет мирная жизнь. Я выжил?! Удивительная история».
Ростов-на-Дону
Через несколько часов наши вертолеты приземлились на взлетку аэродрома, и к нам подошли военные.
- Здорово, мужики, - по-панибратски начали они. -Боеприпасы, сувениры, что-то запрещенное к вывозу из зоны боевых действий есть? Лучше сдать сейчас, так как в госпитале вас все равно будут шмонать.
- Осколки сдавать? - попытался пошутить я.
- Осколки сдашь в камеру хранения врачам.
Досматривать нас не стали и, погрузив в комфортабельные газели, повезли в лазарет города Ростова-на-Дону. По приезде нас рассортировали по подразделениям: ополченцы, Министерство обороны, росгвардейцы, «Ахмат» и «Вагнер». Меня направили к военному, который помогал оформлять своих из «конторы». Это был мужик лет сорока с короткой стрижкой, больше похожий на спортсмена, чем на медика.
- Звонить можно? - аккуратно спросил я.
- Я не говорю ни да, ни нет, - посмотрев на меня в упор ответил он.
- Понял. Не дурак. Правила есть правила, - решил я придерживаться внутреннего устава не общаться ни с кем по телефону до опроса службой внутренней безопасности.
Несмотря на то, что нас разделили при поступлении, в палате была сборная солянка. Один парень был из «Шторм Z», пару человек были донецкие, и мой земляк - морской пехотинец из Приморского края. Я удивился, когда увидел, что у них с собой были документы и телефоны.
- Вы что реально на боевые с документами и телефонами ходите?
- Да. А что такого?
- Ну попадет твой телефон или твои документы украинцам, и начнут они слать твоим родным твою голову отрезанную или выкуп просить. Это же элементарная забота о родных, не говоря уже про воинскую дисциплину.
- Да ладно... У вас в вашем «Вагнере» просто все строго через чур.
- Возможно, но я бы не хотел, чтобы моей матери или отцу названивали.
- Ой да мало ли на войне странностей. Это же война.
- В смысле?
- Ну, прислали нам командира. Мужик лет пятьдесят. Мобилизованный капитан. Ну и, ек макарек, стали мы село одно брать... Атам церковь каменная с большой такой колокольней!