Штурмфогель

"Ты что, дурачок, собрался это раскапывать? – спросил он себя недоуменно. – да если только заподозрят, что ты скосил глаза в сторону столба дыма..

На пятнадцать километров в небо поднялся тот столб. И долго еще будет ветер носить над всей Европой пепел какой-то страшной тайны.

Волков вяло махнул рукой пожилой тетке-официантке, подсунул под пустой бокал десятку, встал, демонстративно пошатываясь, и с явной неохотой удалился.

Над тайной своего довольно скорого исчезновения он надеялся повесить тоже не самый маленький султан дыма…

Рим, 22 февраля 1945. 01 час

Мерри очнулся в очередной раз. Луна – еще неполная, а так, в три четверти, – висела за провалом окна без рамы. Одна на куске черного неба. Цвет ее был красноватый – оттенка скорее крови, чем кирпича.

Он чувствовал странное тягостное болезненное опустошение – будто из него выдрали кусок внутренностей. Но в этих внутренностях кто-то таился: опухоль или паразит…

И наверное, там же жил страх.

Так что теперь страха не было.

Совершенно спокойно Мерри стал выбираться из развалин. Не туда, где он должен был пройти и где его, возможно, ждали, – а по немыслимым завалам, думая лишь об одном: ничего не обрушить на себя. Он не боялся умереть – просто не хотелось шума. А умереть ему даже немного хотелось. Но с этим можно было повременить.

Выпутываясь из проволок и веревок, находя опоры для рук и ног, спрыгивая на хрусткие горы штукатурочного лома и битых стекол, он холодно прорабатывал план, куда ему двинуться сейчас и кто из агентов будет задавать меньше вопросов. Себе, разумеется, не ему. Еще не хватало, чтобы агенты задавали вопросы начальнику…

Он выпал на какую-то крошечную площадь с фонтаном, обложенным мешками с песком, сообразил, где находится (вспомнилось не название, а место на карте), отряхнулся и двинулся в сторону таверны «Бородатая женщина», до которой было минут сорок неторопливой ходьбы.

Ни дуче, ни немцы, ни американцы не могли перебороть контрабандистской натуры Лауро Гандони, бородатого хозяина «Бородатой женщины». Мерри знал это, использовал это и платил неплохо. Правда, фальшивыми рейхсмарками, коих американское казначейство отпечатало достаточное количество.

В Стамбул, решил про себя Мерри. Там я знаю, что делать…

Берлин, 24 февраля 1945. 9 часов

О том, что все идет как-то не так, Штурмфогель понял по шагам за дверью. Шел Гуго, но – подволакивая обе ноги.

Скрипнул замок. Да, действительно Гуго.

– Выходи, – мотнул он головой, стоя в проеме дверей.

Из коридора несло холодом и далекой гарью.

Штурмфогель медленно поднялся, повел плечами, сделал несколько сдержанных разминочных боксерских движений.

– Что неспокойно в славном городе Багдаде?

– Ортвин сбежал. Убив полицейского.

– Итальянского? – В это Штурмфогель еще мог бы поверить.

– Нет. «Эм-пи».

– Не может быть.

– Я там сам чуть не влип. Пойдем.

– Что, мне возвращено утраченное доверие?

– Частично.

– И можно наверх?

– Нужно.

Женева, 24 февраля 1945. 9 часов ЗО минут

Волков грыз ногти. Это была отвратительная привычка, от которой он давно уже не чаял избавиться. Он мог не отказывать себе ни в чем: курить любой табак, пить (разумеется, в меру), иметь женщин, даже глотать гашиш. Но всегда, когда до начала операции оставались считанные дни, он начинал грызть ногти.

Ах, как четко, как славно получилось с Мерри! Он мог похвалить себя за отличную работу. Даже дать медаль. «За отличную работу». Жаль, что в Стамбуле ребята будут работать без него – хотелось чего-то такого… остренького. Помимо того, что он просто любил Стамбул.

Но «где должен быть командир»? В тылу. На горе. Пока на горе.

Через два дня должна состояться еще одна встреча с информатором. И тогда уже можно будет ставить последние точки и черточки в плане.

Плане, который вдруг начал казаться ему необоснованно сложным. Да, хорошо одним выстрелом убивать трех-четырех зайцев. Но зачем это, когда в руках у тебя автомат? Хороший такой «томпсон»…

Все можно было сделать проще.

Или нельзя?

Или обязательно сажать лес, чтобы спрятать лист?

Он встал, потрепал по плечу Эйба – он все еще был подавлен, но уже распрямлялся понемногу – и взял телефонную трубку. Семь-семь-девять… Он вдруг понял, что запамятовал номер. Встряхнул головой. Предметы вокруг слегка поплыли, как если бы он был полупьян. Зато вспомнился номер…

Нет. Не звонить. Черт.

Черт, черт, черт!

Эйб смотрел на него – в глазах тревога. Волков приложил палец к губам, подбородком указал на дверь.

В полутемном коридоре они перешли на язык глухонемых. Эйб «выслушал» и кивнул.

Сейчас в Женеве собрались уже шесть членов группы «Экстра». Маленькую операцию провести было и можно, и нужно – хотя бы для отвлечения внимания. Потому что большая будет проходить совсем не здесь.

Волков знал за собой эту способность – иногда ощущать присутствие чужого «длинного уха»…

И сразу же в его голове прокрутилось несколько вариантов дальнейших действий. Главное – выбрать тот, при котором противник не почует слабину, фальшивинку, подыгрыш. Чтобы не понял Нойман, бесценный противник, кто на самом деле ведет партию…