Штурмфогель

Пусть у него болит голова о другом. А чтобы он не задумывался о лишнем, мы чуть-чуть ткнем его булавкой в задницу.

Очень болезненный укол: потеря наблюдательной базы и одного-двух-трех сотрудников…

Заодно и Эйб отвлечется немного. Слишком он умный, этот Эйб, и иногда в его взгляде что-то проскальзывало… И я его понимаю: кому охота быть «оберткой», ложной целью, подсадной уткой…

Догадывается или нет?..

– Все, я в Стамбул, – (подсказать! подсказать!) произнес Волков громко. – Наш беглец рванул туда. Без меня – носу не высовывать. Ясно?

– Первый раз? – мрачно отозвался Эйб. – Да, чуть не забыл. Приезжает сестра. Завтра утром.

– Которая целочка? Погонщица единорогов? Это хорошо. Смотри, чтобы твои кобели в последний момент не испортили девочку.

– Дро-озд… – укоризненно протянул Эйб.

– Виноват! – Волков откозырял по-польски. – Дозвольте удалиться?

– Когда ждать?

– Через два дня.

Он вышел из усадьбы, которую группа снимала якобы для киносъемок, и поймал такси – желтую пузатую машину на разлапистых колесах.

– К вулкану, – и протянул шоферу пятидесятифранковую бумажку. – Побыстрее.

Неподалеку от вулкана – тут уже чувствовались жар и сера – был оборудован эллинг для большого четырехмоторного гидроплана. Через два часа после того, как Эйб получил задание, «Лили Марлен» – так назывался гидроплан – взял курс на юго-восток. Но целью его был отнюдь не Стамбул – точнее, не тот отдаленный, но великолепный район Великого Города, который по старой памяти именовался Константинополем…

Древний Магриб – вот куда был проложен курс.

Берлин, 24 февраля 1945. 14 часов

– По всему выходит, что Ортвин либо уже в Стамбуле, либо на пути к нему. – Нойман потер кулак о кулак. – Гуго старший, Штурмфогель на поводке, в усиление берете группу нашей красавицы Гютлер – во главе с нею самой. В общей сложности – девять человек. В Стамбуле вам дадут в усиление еще пятерых оперативников гестапо – папа Мюллер обещал. И на встрече с Ортвином будет присутствовать помощник военного атташе… Что ты морщишься, Гуго?

– Я морщусь? Это мой тик. Не знаю, что-то тревожит. Ведь Турция объявила нам войну…

– Пустая формальность. Подонки. Стелятся под англичан. Посольство как работало, так и работает.

– Я не только об этом. Вчера заходил Штирлиц – ну, который у Шелленберга бог по радиоиграм, – и предлагал выпить за победу. Был уже вечер, но все равно. Я даже не думал, что Штирлиц пьет. Не понимаю. Наверное, Шелленберг о чем-то догадывается.

– По-моему, даже сам шеф о чем-то догадывается… В общем, так, если вы не привезете мне материалы на крысу, то мы в таком дерьме, из которого нас даже победа не вымоет. Все ясно?

– Трудно поймать крысу в темной комнате, – в мгновенном полутрансе сказал Штурмфогель. – Особенно если это кошка…

– Что? – повернулся к нему Нойман.

– А? Не знаю. Что-то сказал?

– Ты выдал афоризм.

– Да-да-да… сейчас. Померещилось такое…

Но тут в дверь постучали, и, не дожидаясь разрешения, всунулся секретарь.

– Хайль Гит… лер!.. Обер-фюрер, нападение на нашу группу в Женеве. Двое убиты и, кажется, один в плену…

Магриб, 25 февраля 1945. 07 часов (время местное)

– Ты посмотри, какие красавцы!

Волков медленно, с брюзгливой миной шел вдоль стойл. Драконы, заклятые двойной печатью Аль-Хаши, провожали его завораживающими желтыми глазами. Говорят, если долго смотреть в глаза дракону, увидишь себя таким, каков ты есть… Вертикальные кошачьи зрачки подергивались.

Торговец драконами, толстенький благоухающий дыней магрибец, степенно шел на полшага позади гостя. Полы его бледно-сиреневой галабии изящно волочились по мозаике пола; высоконосые туфли, расшитые золотом, издавали благородный сдержанный шорох. Волхов ощущал себя грубым толстокожим варваром.

– Они действительно красавцы, Мустафа, – сказал Волков наконец. – Но сейчас я тебя огорчу. Мне нужны не красавцы. Мне нужны серые рабочие лошадки. Такие, каких у тебя покупали для армии или для полиции. Вряд ли они покупали именно красавцев.

– Бывало всяко, – протянул Мустафа. – Для полиции, случалось, покупали таких, какие не снились королям. Но я тебя понял, брат. Рабочих лошадок. Да, такие тоже есть. Перейдем вон к той конюшне…

Было жарко, и стоял легкий желтый сухой восковой дурманящий запах – как на пасеке.

Стамбул, 27 февраля 1945. 14 часов (время местное)

– У вас что, был проговорен и этот вариант? – недоверчиво спросил Гуго.

Штурмфогель кивнул.

– Ты предусмотрителен.

– Еще ни один из моих агентов не сгорел, – сказал Штурмфогель. – До сих пор.

– Так ты уверен или не уверен в Ортвине?

– Не знаю, – сказал Штурмфогель. – Иногда да. Иногда нет. Не могу свести взгляд. Понимаешь?

– Кажется, понимаю…

Сегодня утром Мерри зашел в кофейню «Метин» и оставил там зашифрованный номер телефона. В каждом крупном городе каждой страны Европы у них со Штурмфогелем были обусловленные почтовые ящики. И только что Штурмфогель позвонил по этому номеру и договорился о встрече.

– Что-то не так? – спросил Гуго, помедлив.

– Не знаю, – повторил Штурмфогель. – Вроде бы все как надо…