«Штурмфогель» без свастики

— Поправляется, кажется. Я дважды навещал его…

— Ну, бог с ним, передай ему наши пожелания. — Пихт допил рюмку и встал, окинув взглядом, словно в последний раз, уютную гостиную Эрики.

2

Колючие метели носились по огромной русской степи. Обмороженные техники в куртках из искусственной кожи возились по ночам у моторов, едва успевая готовить машины к полетам. «Ме-109» не выдерживали морозов. Моторы запускались трудно, работали неустойчиво, в радиаторах замерзало масло. Прожекторы скользили по заснеженным стоянкам, освещая скорчившихся часовых, бетонные землянки, вокруг которых кучами громоздились ржавые консервные банки, картофельная шелуха и пустые бутылки от шнапса. Только в дотах и можно было обогреться.

— Ну и погода, черт возьми! — ругался лейтенант Шмидт. — Если я протяну здесь месяц, то закажу молебен.

— Перестань ныть, — мрачно отозвался Вайдеман. — Мы здесь живем, как боги. Посмотрел бы, в каких условиях находятся армейские летчики…

— Я не хочу, чтобы в этой земле замерзали мои кости! — взорвался Шмидт. — Я не хочу, чтобы о нас в газетах писали напыщенные статьи, окаймленные жирной черной рамкой!

— Ты офицер, Шмидт! — прикрикнул Вайдеман.

— К черту офицера! Неужели вы не понимаете, что мы в безнадежном положении? Наши дивизии все равно пропадут, и отчаянные наши попытки пробиться к ним стоят в день десятков самолетов. Я не трус… Но мне обидно, что самую большую храбрость я проявляю в абсолютно бессмысленном деле.

— Фюрер обещал спасти армию, — сказал Пихт.

Летчики замолчали и оглянулись на Пихта, который сидел перед электрической печью в меховой шинели и грел руки.

— Из этой преисподней никому не выбраться, — нарушил молчание фельдфебель Эйспер. — Позавчера мы потеряли семерых, вчера — Привина, Штефера. Сегодня на рассвете — Нинбурга…

— Это потому, что у нас плохие летчики. — Вайдеман бросил в кружку с кипятком кусок шоколада и стал давить его ложкой. — Такие нюни, как Шмидт…

— Черта с два, я уже сбил двух русских!

— А они за это время четырнадцать наших.

— У них особая тактика. Видели, как вчера зажали Пихта?

— Какая там особая! Просто жилы покрепче.

Вайдеман отхлебнул чай и поморщился:

— В бою надо всем держаться вместе и не рассыпаться. Русские хитро делают: двое хвосты подставляют, наши бросаются в погоню, как глупые гончие, а в это время их атакует сверху другая пара.

— Но и мы так деремся!

— Завтра кто нарушит строй, отдам под суд, — не обращая внимания на Шмидта, сказал Вайдеман.

…На рассвете техники стали заливать в моторы «мессершмиттов» антифриз.[18] Пихт побежал к своему самолету. Обросший, с коростами на щеках и носу, фельдфебель Гехорсман копался в моторе «фокке-вульфа».

— Что не весел, Карл? — спросил Пихт. Гехорсман стянул перчатку и показал окровавленные пальцы:

— Я не выдержу этого ада.

— Вот коньяк, выпей — будет легче. — Пихт протянул ему фляжку.

— Слушайте, господин капитан, — проговорил Гехорсман тихо. — Смотрю я на вас, вы не такой, как все.

— Это почему же?

— Да уж поверьте мне. Если бы все были такие, как вы, Германия не опаскудилась бы, боль им в печень!

— Брось, Карл, — похлопал его по плечу Пихт. — Самолет готов?

— Готов.

— Когда-нибудь ты все поймешь, — многозначительно произнес Пихт. — Я могу рассчитывать на тебя?

— Как на самого себя!

— Хорошо, Карл. А теперь давай парашют. Гехорсман помог Пихту натянуть на меховой комбинезон парашют и подтолкнул летчика к крылу:

— Только берегитесь. Русские когда-нибудь посшибают вас всех.

Из землянок выходили другие летчики и медленно брели к своим машинам.

— Ты знал Эриха Хайдте? — вдруг спросил Пихт.

— Знал, — помедлив, ответил Гехорсман.

— Он был неплохой парень?

Гехорсман сделал вид, что не расслышал, спрыгнул с крыла и отбежал в сторону.

Над аэродромом проплыли на большой высоте две группы трехмоторных «юнкерсов». Около восьмидесяти самолетов. Их и должны были прикрывать асы отряда Вайдемана. Истребители, стреляя выхлопами, стали выруливать на старт. Снежная пороша забушевала на стоянках.

Пихт включил рацию. Сквозь треск в наушниках прорвался голос Вайдемана:

— Так не забудьте: кто выскочит из строя, отдам под суд!

Истребители на форсированном режиме догнали транспортные самолеты и построились попарно сверху. Пихт посмотрел вниз на белую снежную пустыню. Ни деревень, ни городов — снег и снег. Люди давно ушли отсюда, а если кто и остался, то, наверное, зарылся так глубоко в землю — не достать никакими фугасками. Иногда через поля, а чаще через холмы пробегали обрывистые змейки покинутых окопов.

— Внимание, проходим линию фронта, — предупредил Вайдеман.

Никакой линии внизу не было. Та же равнина, те же снега. Только где-то на горизонте дымно чадил подожженный дом, черная лента тянулась по белому снегу. В небе слева вдруг что-то передвинулось и насторожило Пихта. Закачали крыльями пузатые транспортники, закружились турели с короткими спарками пулеметов. «ЯКи»!