- И ты навсегда откажешься от всей этой затеи? Поверь, она пахнет гробом.
- Нет, не откажусь. Отвечу тоже коньяком. Так что завтра в любом случае перепьемся. С вашего разрешения, фрейлейн, — сказал Вайдеман, уступая дорогу Эрике.
- Вы живы, лейтенант? — спросила Эрика, сияя.
- Извините, уже капитан, — поправил ее Пихт. — Я не мог умереть, оставляя после себя вдову. Строгий немецкий бог не простил бы мне подобного легкомыслия в исполнении столь важной национальной задачи. Здравствуйте, Эрика! Я привез вам «Шанель».
Утром слегка подморозило. Вчерашний ветер нагнал на взлетную полосу опавшие листья. Механики расчехлили самолет задолго до рассвета и начали предполетный осмотр двигателей.
Поеживаясь, Карл Гехорсман регулировал клапаны подачи топлива и думал об Эрихе Хайдте, брате Ютты. «Что заставляет парня рисковать? Сидел бы в своем ателье и копил марки, если уж ногу покалечил. Может, Гитлер и правда победит, тогда немцы получат в России большие наделы и заживут лучше. Почти каждый верит в это. Может, и я заведу себе хозяйство. Ха-ха, „Образцовое хозяйство Карла Гехорсмана с сыновьями“…»
Гехорсман покрутил головой, представив себя в необычной роли.
Работая в 1925 году в России и обслуживая самолеты Юнкерса, летающие по договору с Добролетом на пассажирских линиях, Карл ничего не имел против русских и теперь чувствовал, что русские сумеют постоять за себя.
«Только ребятишек жалко. Написать бы им, чтобы они сматывались из России, пока целы».
Налив ведро бензина, Гехорсман вымыл руки и отступил назад, любуясь серебристым «Штурмфогелем». Истребитель каждой своей линией был устремлен вперед.
«А ведь если такой самолет пойдет в серию, он натворит дел», — вдруг подумал Карл.
Новая мысль поразила его. Гехорсман вытер руки паклей и подошел к Вайдеману. Тот сидел на ящике от запасных частей и курил, дожидаясь вылета.
- Ну, кажется, все готово, господин капитан, — сказал Гехорсман.
Подошла машина Зандлера, остановилась около «Штурмфогеля». Профессор, нервно потирая руки, потребовал снова открыть капоты, чтобы лично убедиться в готовности двигателей. Под плоскостями, как и прежде, стояли «БМВ 109–003», а в носу — поршневой тысячесильный «Юмо-211».
После осмотра Зандлер подошел к Вайдеману:
- Альберт, как и в прошлый раз, попытайтесь только взлететь. Рекорды ни мне, ни тем более вам не нужны, если они оканчиваются катастрофой.
- По-моему, я рискую большим, — проговорил, усмехнувшись, Вайдеман…
- Все рискуем…
Истребитель начал разбег. Альберт чуть потянул ручку на себя, но машина не испытала желания взлететь. Конец взлетной полосы стремительно летел навстречу. Через две-три секунды взлетать будет поздно… Вайдеман еще раз рванул ручку на себя. «Штурмфогель» опустил хвост и на скорости сто шестьдесят километров в час оторвался от бетонки.
«Норовистый же, чертенок», — мелькнула мысль.
Под крылья понеслись фонари аэродромного ограждения, кустарник, небольшое крестьянское поле, ореховый лес. Вдруг на высоте сорока метров обрезало правый двигатель. Самолет, как утлая лодочка, шарахнулся в сторону. Вайдеман интуитивно выключил левый двигатель. Теперь гудел только поршневой «Юмо».
- Опять что-то стряслось с двигателями, — передал Вайдеман, вытирая лоб перчаткой.
- Попробуйте набрать высоту, развернуться и сесть, — посоветовал Зандлер.
- Ладно.
«Юмо» тянул изо всех сил, но для него все же был тяжеловат цельнометаллический корпус «Штурмфогеля».
Над замком Блоков Вайдеман развернулся и пошел на посадку.
Глава восьмая
Абвер поднимает тревогу