Штурмовики идут на цель

Штурмовик А. Рогальский! Сколько ему было тогда лет, двадцать пять, двадцать семь? На его счету было немало боевых вылетов, славных побед, но разве думал он, что в тот день его вылет станет последним?

Сбросив бомбы на головы фашистов, окопавшихся в самом центре Сталинграда, он уже решил повернуть домой, но тут ударили зенитки и самолет Рогальского загорелся. Сбить пламя не удалось, и тогда герой направил пылавшую машину в скопление немецких танков, совершив бессмертный подвиг, как Николай Гастелло.

Другой летчик, фамилию которого я не помню, в одном бою сбил фашистский истребитель, таранил другой самолет врага и, тяжело раненный, нашел в себе силы дотянуть до своего аэродрома и благополучно посадить истерзанный самолет…

Нас вызвали к командиру полка.

Обрадованный, я стремительно выбежал из своей землянки и через несколько секунд бодро докладывал о том, что к выполнению боевого задания готов.

Командир полка ходил по землянке, должно быть, что-то обдумывал. Услышав мой рапорт, он обернулся ко мне и добро улыбнулся:

– В бой рвешься, Гареев?

– Не могу больше. Товарищи гибнут, а я все упражнения отрабатываю. Разрешите, товарищ, командир?

– Не торопись, будут и у тебя боевые задания. Да и это тоже очень важное, можно считать даже боевое.

Он окинул меня испытующим взглядом и пригласил к столу. Когда мы сели, командир полка продолжал;

– Правильно говоришь, что товарищи гибнут. Жаль, очень жаль ребят… А почему у нас много потерь? Как думаешь?

Смущаясь, я высказал все, о чем много раз думал. Напомнил о том, что в учебно-тренировочном полку нас готовили без стрельбы и бомбометания, что у молодых летчиков мало опыта. К тому же на задании штурмовики ходят без прикрытия, а «худые» не дремлют.

– Правильно, – согласился командир, – но не только это. Вот, скажи, когда летишь, что сзади видишь?

– Ничего, товарищ командир.

– Верно, ничего… Кто тебе подскажет, что сзади наседает истребитель противника? Никто. Кто прикроет огнем? Опять никто! Замечательный штурмовик – наш Ил-два. А сейчас авиаконструкторы усовершенствовали его. Теперь он выпускается двухместный, с кабиной для стрелка сзади. А это уже – другое дело! Стрелок и об опасности предупредит, и маневр подскажет, и прикроет огнем.

– А где они, эти усовершенствованные? – спросил я.

– На заводе. Создается группа, в которую включен и ты, для перегона их на аэродром.

Приказ есть приказ, его обсуждать не положено. В тот же день группе летчиков вылетела на авиационный завод.

Завод поразил нас своими размерами. В огромных длинных цехах даже днем было сумрачно. По вечерам и ночью их наполнял неяркий желтоватый свет; электроэнергии еле-еле хватало. Слышался ровный, прерываемый лишь в обеденный час тягучий гул, в котором мне иногда чудился привычный шум аэродрома. Лица рабочих суровы и сосредоточенны. Каждый занят своим делом и не отходит от станка ни на минуту. Каждый знает: работает для фронта.

Особенно трогали подростки. Не каждый из них дотягивался до рукоятки станка. Мастера устраивали для них специальные подмостки из старых досок и горбылей. А некоторые работали, стоя на ящиках из-под снарядов.

Проходя по цехам, я чувствовал на себе горячие взгляды мальчишек. Я понимал, что являюсь для них не обычным посетителем, которых тут много, а человеком оттуда, с фронта. И тут я на миг испугался: вдруг начнут расспрашивать, как воевал? Что отвечу? Мне ведь так и не пришлось слетать на боевое задание. Как тогда быть?

Но мои опасения были напрасны. Мальчишки-рабочие оказались совсем не такими, какими они запомнились мне по моему детству. Им, конечно, тоже хотелось побегать, поиграть, почитать интересные книги, посидеть в кинозале. Но война слишком рано вошла в их жизнь, взвалив на их еще ню окрепшие плечи груз, который для взрослых был не всегда под силу. Не по годам суровые и неразговорчивые, пни даже в минуты перерыва вели себя степенно и невозмутимо, как их старшие товарищи, учившие их работать на ганках. В рабочее время тем более не до разговоров. Лишь глаза выдавали мальчишеское любопытство.

И все-таки во время одного из обеденных перерывов как-то завязался оживленный разговор. Начался он с того, что меня спросили, как мне нравится штурмовик Ил-2. Это, наверное, было для них очень важно: как-никак, JR летал на этом самолете, знал его сильные и слабые стороны, мог рассказать и о том, как отзываются о нем на фронте.

Желающих послушать «фронтового летчика» собралось много. Я коротко охарактеризовал выпускаемую ими машину, подчеркнул, что теперь, с кабиной стрелка, она будет еще страшнее для фашистов, и передал всем, кто участвовал в ее выпуске, наше сердечное фронтовое спасибо.