Штурмовой батальон

Под лагерь они использовали имеющийся жилой фонд. Пленные располагались в двух десятках одноэтажных деревянных построек. Задействованы были помещения штаба, гарнизонной столовой, бани, клуба, технического и хозяйственного складов и караульного помещения. Вся территория лагеря была разгорожена колючей проволокой на зоны-отсеки – офицерский, украинский, русский, еврейский, для представителей Закавказья. Колючей проволокой были огорожены и бараки. Проходы и проезды внутри лагеря назывались улицами, каждая из них имела свое название: Главная, Комендантская, Лазаретная, Соломенная, Деревянная, Проволочная и т. д. Эти названия определялись мастерскими, которые располагались в бараках. Улицу, ведущую к месту расстрела, назвали улицей Стрелков, на кладбище – Новый путь…

В длинном кирпичном здании трехэтажной казармы 355-го стрелкового полка находился «Лесной лазарет», в котором лечились не только военнослужащие Вермахта, но и военнопленные, а также местные жители. Для организации лечения сюда были привлечены не только немецкие врачи, но и советские из числа пленных и врачи из города Минска. Как удалось установить, большинство врачей были из состава 216-го полевого эвакогоспиталя, практически в полном составе попавшего в плен в лесу вблизи населенного пункта Старое Село. Общее количество наших раненых, лечащихся в лазарете, никто не знал. Местные говорили о нескольких тысячах (от 1,5 до 3 тысяч). Еще говорили, что есть филиалы лазарета в Минске, там тоже лежали до десяти тысяч пленных.

Вообще увиденное в лагере количество пленных не дотягивало до заявленных 100 тысяч, было куда меньше. Для уточнения пришлось брать «языка». Схваченный пожилой немец из лагерной администрации сообщил, что в лагере содержится около десятка тысяч человек. Число пленных увеличивается, так как Дулаг № 126, что находился в «Пушкинских казармах» Минска, переформирован в филиал шталага, и поэтому оттуда пленные начали переводиться в Масюковщину. В каждом бараке проживали до 500 человек, но были и исключения, так, в 4 небольших казармах 90 осб. находились всего 500 человек. В офицерском бараке жили около 200 командиров, ждавших отправки в Офлаг. Еще часть пленных, числившихся в списках лагеря, сведены в рабочие команды и проживают по месту работы. Таких мест было 22. Они работали на лесопилке, складах и мастерских внутри лагеря, были задействованы на кирпичном заводе в 3 км к северу от лазарета и на формовке торфобрикета вблизи деревни Ржавец, что в километре от Масюковщины. Кроме того, они работали на «Танкоремонтном заводе г. Минска», что на улице Красноштандартной. Пленный пояснил, что в лагере расстреливают выявленных комиссаров, коммунистов и евреев. Массовых расстрелов пленных не проводят. Незачем. Ежедневно в лагере от антисанитарии, голода, болезней и ран умирают до 150 пленных, вывозимых по утрам на тачках с жилой зоны лагеря. Умерших хоронят на кладбище в д. Глинище и стадионе. Есть разрозненные захоронения вдоль дороги из Минска в Масюковщину. Немец показал, что есть еще один большой лагерь для советских военнопленных у деревни Большой Тростянец. Там умерших пленных сжигали в крематории.

Пришлось проверять его показания. Они оказались правдивыми, и пленных в указанных местах было действительно очень много, и находились они в более худших условиях, чем в Масюковщине, на продуваемом всеми ветрами берегу реки под дождем и солнцем, без крыши над головой, в полной антисанитарии и голоде. Нельзя же считать едой ту бурду, что давали пленным, – вода с листьями капусты и картофельными обрезками. Потому и смертность там была выше.

Полученные сведения о рабочих командах в городе позволили подпольщикам установить связь с пленными. Среди них существовала подпольная организация, готовившая массовый побег заключенных. Небольшую группу пленных с танкоремонтного завода с помощью подпольщиков уже удалось освободить и вывезти в лес. Правда, двое из них оказались агентами Абвера, завербованными для работы среди подпольщиков и партизан. Поэтому связь с рабочей командой, откуда они были вывезены, временно пришлось прекратить.