Штурмуя небеса

По исследованиям Национального института психического здоровья, из сорока трех алкоголиков, принимавших ЛСД, двадцать три бросили пить, семеро изредка выпивали, но уже способны были нормально работать и двое опять запили. Другой ученый, изучавший проблемы удачных и неудачных сеансов, выдвинул предположение, что экстраверты быстро и легко осваиваются в Ином Мире, в то время как для интровертов характерны плохие переживания. Интересный материал, конечно, но нисколько не согласующийся с навешенным на ЛСД ярлыком «наркотика-убийцы» или сложившимся образом сумасшедших ученых, вздумавших образовать межнациональную наркотическую компанию.

Даже среди медиков, где с радостью приветствовали иные наркотики, транквилизаторы и антипсихотические средства, ЛСД был на дурном счету. В основном — из-за отголосков старых слухов о том, что все результаты исследований (хотя это никем не было доказано) сфальсифицированы. Исследования с алкоголиками частично развеяли недоверие. Некоторые исследователи, о которых я уже упоминал выше, получали изумительные результаты. Другие же были не способны вылечить и одного алкоголика. Многие понимали, что в их руки попало новое изумительное лекарство, впоследствии опороченное злыми языками. Однако даже исследователи, понимавшие ценность ЛСД, понимавшие, как с ним нужно работать и как подходить к личностной терапии, в итоге часто попадали в ситуацию, подобную той, в которой оказался Майрон Столярофф и его Фонд. «Как, например, оценить такие изменения, когда человек разводится с женой и уходит с работы, а потом устраивается на другую, где ему платят меньше, но где ему больше нравится? — спрашивает один критик. — Если человек меньше устает, чувствует себя счастливым, читает поэзию и слушает музыку, но гораздо меньше обращает внимания на карьеру и успешную конкуренцию, разве это хорошо?» Измениться и быть счастливым — это был прямой вызов общепринятой этике «приспосабливайся, а не то…», безраздельно царившей в стране в пятидесятые годы, и в этом смысле споры вокруг ЛСД были отголосками гораздо более важного вопроса, чем то, сможет ли лечение восстановить в человеке тягу к социуму.

Но у большинства медиков не было времени и не хватало терпения разбираться в нюансах, связанных с ЛСД. Самым распространенным понятием, связанным с ЛСД, было определение «непредсказуемый». И эта «непредсказуемость» ярко была видна на примере таких личностей, как те же профессора Тим Лири и Дик Альперт, которые служили всем предупреждением, что из-за ЛСД можно погубить профессиональную карьеру. Медики отмечали, что везде, где исследуют ЛСД, имеют место странные происшествия, терапевты сходят с ума, организовывают собственные культы или начинают заниматься эзотерикой, как, например в Исалене. Или групповой терапией. Или терапией нудизмом. Или водяной терапией. Не случайно, что на первом публичном семинаре в Исалене почти все сплошь были ветеранами психоделического движения.

И разумеется, все медики читали в «Тайм» статью, о том, что люди теряют разум после приема ЛСД и толпами стекаются в пункты первой помощи. В результате возникла легкая паника. «Медицинский журнал Новой Англии» объявлял, что «нет никаких подтверждений того, что дальнейшие исследования принесут пользу», и призывал свернуть все программы, связанные с ЛСД, что было бы катастрофой, допустим, для Национального института психического здоровья, финансировавшего тридцать восемь проектов общей стоимостью в 1,7 миллиона долларов. Очевидно, издатели в данном случае решили, что перед ними новый талидо-мид. Возможно, эта паника повлияла и на решение «Сандоз», с которой были связаны поставки ЛСД и псилоцибина. В начале апреле 1966 года представители «Сандоз» позвонили в ФДА и сообщили, что они разрывают все исследовательские контракты и хотят полностью передать поставки этих двух наркотиков в руки федерального правительства. Для исследований ЛСД это обернулось настоящей бедой. В «Сандоз» постоянно звонили все новые ученые и журналисты, для каждого это было новостью, и все просили скопировать библиографию по ЛСД, которая уже выросла до папки тридцати сантиметров толщиной.

Исследователям было предложено возвратить все оставшиеся у них запасы обратно в «Сандоз», а затем представить свои программы в Национальный институт психического здоровья для повторного одобрения и перезаключения контрактов. Это вызвало общее недоумение. В «Вестнике науки» сетовали на «социальную истерию», заставившую «Сандоз» отказаться от прав на собственное открытие. «"Сандоз" оказался робким, как трусливый Лев из Страны Оз, — писал один из ученых, — И кто будет нашей Элли? ФДА? Национальный институт психического здоровья? Совет государственных исследований? Кто возьмет на себя ответственность за необходимость продолжения научного исследования ЛСД?»