Штурмуя небеса

– Я должен ехать на аэродром, – он, надев шинель, развел руками. – Извини, я знаю, ты хотела бы, чтобы я остался… Но я поеду.

– Хорошо, – Таня поджала губы. – Я понимаю… служба…

– Доброй ночи, – Макс приобнял ее, взъерошил волосы и, отпустив, двинулся к двери. На пару секунду остановился и, обернувшись, добавил: – А над предложением ты подумай еще. Ехать прямо сейчас я тебя не заставляю. Время у нас еще есть. И да… Завтра я, скорее всего, не приду, уж извини.

И ушел. Таня, закрыв за ним дверь, потушила везде свет и ушла к себе в комнату. Завалившись на кровать, она поняла, что сильно устала, про горячую воду она совершенно забыла. Ей нужно было отдохнуть, а принятие всех остальных решений она решила отложить на потом.

Глава 16

30 января 1943 г.

Таня, развешивая листовки, переходила от одного столба к другому. Руки на морозе немного замерзли, но Таня терпела. Сзади слышалось тихое дыхание дяди Миши, от которого несло крепким табаком.

Макс уехал вместе с Йоахимом вчера вечером – их срочно вызвали в Германию. Вроде бы что-то случилось дома, поэтому поехали оба брата. Теперь Таня на пару дней была предоставлена сама себе – могла спокойно вместе с братом и Игорем заняться новыми поручениями Югова.

Занятия в студии Инны Мир прекратились с неделю назад – преподавательница распустила группу. Инна Игнатьевна сказала вообще больше не приходить сюда – чтоб немцы не поймали и насильно не увезли. Как потом Таня узнала по разговорам, балетмейстер Долинский пытался немцам подсказать, почувствовав, здесь что-то неладно. Но немцы ничего не успели ничего сделать – им было уже не до девушек из балетной студии.

С Колей Таня помирилась. После их небольшой ссоры он забежал к ней в бар, извинился, попросил быть осторожней и передал новости от мамы. А Таня сразу его простила еще в тот вечер. Она не могла злиться на него – Коля всего лишь заботился о своем младшей сестре. И она это прекрасно понимала, поэтому не стала растрачивать себя на глупую злость.

С Максом же у нее все было немного хуже, как казалось ей самой. После того, как он выдал ей, что чувствует, что она скрывает что-то от него, Таня не могла спокойно находиться рядом с ним. Она понимала, что нельзя вот так вот обманывать его – это слишком подло. Он слишком сильно любит ее, а Таня, пользуясь этим, аккуратно вытягивала из него нужную ей информацию. Ей было стыдно за себя и постоянно хотелось рассказать Максу всю правду. Но она не могла и поэтому тянула время объяснений до последнего. Но Макс жалел ее, сначала пропадая днями и ночами на аэродроме, а потом избавив от этого ужасного чувства, уехав на несколько дней вместе с братом, за что она ему была безумная благодарна.

Вместе с тем Таня заметила за собой, что стала волноваться за Макса. Если раньше она как-то не особо задумывалась над тем, какую работу он выполняет, то теперь, когда он, пропадая почти на неделю, возвращался к ней очень измученным и усталым, Таня стала беспокоиться за него. Ридель говорил, что летать становится труднее, так как в его периметре появились новые советские летчики, которые в разы сильнее и опытнее прежних. А он, который и до этого не желал убивать невиновных советских пилотов, теперь просто старался улетать от них, потому что эти напрямую стреляли в него.

– Понимаешь, – объяснял ей Макс, – я сажусь ему на хвост – позиция идеальная. И я должен атаковать его, но почему-то не могу нажать на кнопку, не могу… На меня кричат по рации, а я… А я даю ему уйти. Понимаешь?

– Если честно – нет, – вздыхала Таня, слушая его.

– Я так и понял, – он чуть улыбался и продолжал рассказывать: – Так вот, я дам ему уйти, хотя с легкостью мог сбить его, а он круг сделает, сзади зайдет и начнет обстреливать. Я чуть свой Юнкерс тогда не угробил, еле ушел и приземлился… Мне оберстлейтенант пообещал, что если еще раз такое повторится, то он меня на месяц от полетов отстранит…

– Танька, поторапливайся, – вырвав Таню из ее мыслей, проворчал дядя Миша, которому уже надоело слоняться по морозу.

– Дядь Миш, – произнесла она, оборачиваясь, – да вы идите. Мы сами тут справимся.

– Я лучше послежу. А то еще напоритесь на что…

Девушке почему-то не понравились эти слова дяди, но она не предала им значения, продолжив клеить листовки.

Когда все было закончено в этом квартале, все стали переходить к другим домам. Работать приходилось ночью – иначе можно было с легкостью попасться патрулю. Хотя, и ночью была такая вероятность, но так их всех хотя бы не так сильно видно – как говорится, ночью все кошки серы.

– Коль, как мама? – шепотом спросила Таня у брата, шагая рядом с ним.

– Так же, как и раньше, – ответил он, шмыгнув носом. – Работает, ругает немцев, которые работают вместе с ней. Ругает немецкого военного врача, что живет в соседней квартире. Он говорит по-русски, хотя и плохо. Часто приходит вечером домой угрюмый и пьет шнапс, а потом буянит полночи. В общем, все как и всегда.

– А про меня она что-нибудь говорит?