Штурмуя небеса

– Что, теперь тебе эти свиньи не кажутся такими хорошими? – продолжала та. – Теперь, небось, сидишь и ждешь, что тебя придет кто-нибудь и спасет? Нет, поделом тебе! Эти твои фрицы попользовались тобой и бросили, а своим ты теперь и подавно не нужна.

Девушка осыпала ее потоком отборной брани, но Таня, отвернувшись от нее, не пожелала слушать всего этого. Кто она для них? Всего лишь девушка, которая увивалась за немцами. Они ведь не знают, ради чего она все это делала, не знают, что она была с Юговым от начала и до конца.

– То ли дело Зима! – блондинка перешла на крик. – Чего она только не делала!.. И все ради того, чтобы выгнать эту сволочь из нашей страны. Чего стоит один ее поджог Биржи! А ты… А ты что сделала, чтобы хоть как-то приблизить день победы? Чертова немецкая подстилка!..

Эта блондинка была готова еще очень долго вот так вот ругать Таню. Ее подруги, искоса поглядывая на нее, позволяли отпустить в ее сторону пару нелицеприятных слов, оставляя главное слово за своей «начальницей».

Но конец этому гомону все-таки пришел. Тяжелая металлическая дверь загрохотала, из-за нее послышался недовольный крик немца.

– Если ты сейчас же не закроешь рот, то я застрелю тебя, – пообещал он.

Все девушки, включая эту блондинку, которая, кажется, сорвала себе голос, крича на Таню, замолчали и забились в свой угол, тихо перешептываясь о чем-то друг с другом.

Таня, еще больше отвернувшись от них, сложила руки на груди и задумалась. А она и не знала, что о партизанке с позывным «Зима» так много знают в городе. Она бы никогда и не подумала, что есть люди, кроме самих Юговцев, которые знают о ней.

День прошел для девушки слишком незаметно. Смотря в уже потемневшее окно, она мысленно возвращалась к тому, что скоро за ней придут и поведут на очередной допрос. А ей не хотелось не то что идти куда-то, а вообще двигаться. Даже дышать не хотелось. У нее болело все тело, рана на щеке сильно саднила, поэтому Тане не хотелось совершать вообще никаких телодвижений.

Но через пару минут дверь камеры с ужасным скрипом и лязгом открывается, в камеру входит солдат с автоматом наперевес. Девушки, сидящие в углу, замолкают, бросая на него испуганные взгляды. Таня же устало выдыхает – она знает, что это пришли за ней.

– Татьяна Зимина, – произносит он безэмоциональным голосом без малейшего акцента, – на выход.

В камеру проходят еще двое солдат, подхватывают ее, рывком поднимают с пола и тащат к выходу. Все девушки, услышав ее имя и фамилию, смотрят на нее с удивлением, думая, что немец ошибся. Таня лишь на мгновение бросает на них взгляд, в котором ясно читается усмешка, и тихо говорит:

– Я и есть Зима.

Говорили ли они что-то или нет – Таня уже не слышала. Солдаты волокли ее по коридорам, больно сжимая ей руки. Таня дала тащить им себя вперед по коридору – у нее слишком сильно болело все тело, чтобы самой совершать телодвижения.

На некоторых поворотах между лестничными маршами Таня чувствовала, как скользили ее ноги – ее вели через растекавшиеся лужи крови. Девушка знала, потому что слышала выстрелы, что в коридорах расстреливают людей.

В коридорах нижних этажей воняло газом. Хоть все возможные окна были открыты, чтобы этот ужасный запах выветрился из помещений. Таня, морща лицо и стараясь вдыхать как можно меньше остатков газа, шла за своими конвоирами, еле-еле передвигая ноги.

Когда ее тащили к очередной лестнице, затягивая на лестничную площадку, Таня услышала слабый голос откуда-то сзади, из коридора, который они только прошли:

– Танечка…

– Дядь Миша, – пролепетала она, увидев окровавленное лицо мужчины, который, упираясь, старался задержаться на месте еще хоть на пару секунд, чтобы подольше видеть свою племянницу. – Дядь Миша!

– Ни слова им, Танька! – закричал он. – Ничего не говори!

Таня готова была крикнуть ему в ответ пару слов, но не успела – ей отвесили тяжелую пощечину и потащили по лестнице с большей скоростью. Обернувшись, девушка ничего, кроме серой стены и пустого дверного проема, позади себя не увидела.

Увидев дядю, услышав его голос, Таня хоть немного успокоилась – дядя жив, а это уже хорошо. Но также Таня знала, что его жизнь – лишь вопрос времени; она знала, что ни его, ни ее саму отсюда живыми не выпустят.

Когда они спустились в подвальное помещение, то Таню вели не очень долго – как только за ней закрылась вторая железная решетка, ее зашвырнули в одну из небольших пустых комнат, где проходили допросы, и, усадив на деревянный жесткий стул, заведя руки за спину и скрепив их наручниками, закрыли дверь. Девушка, пробуя стянуть наручники, смотрела на тускло горевшую лампочку под потолком и под аккомпанемент из криков из соседних камер задумалась о том, что ждет ее впереди. За эти пару дней она уже вдоволь успела поразмыслить на эту тему, но все равно каждый раз возвращалась только лишь к этой мысли.

Спустя пару минут, поняв, что все ее попытки не увенчаются успехом, Таня бросила наручники и устало вздохнула. Ей на секунду показалось, что откуда-то потянуло горелым.