Тем не менее, несмотря на выдающийся талант к языкам, Е. Кульман изучала не только их. «Не было травки, даже самой ничтожной, которую любознательная девочка не хотела бы знать по имени, и странно бывало слышать, как она целый ряд растений называла одни немецкими, другие английскими, а иные и латинскими именами, потому что учитель ботаники
166 Елисаветы был англичанин, изъяснявшийся изрядно по-немецки, но плохо по-русски», – пишет К.-Ф. фон Гроссгейнрих167. Преподаватель или наставник, как называет сам себя К.-Ф. фон Гроссгейнрих, в какой-то период опасался чрезмерного воображения девушки. «Желая восстановить необходимое между воображением и рассудком равновесие, наставник полагал, что пора познакомить Елисавету с действительным подлунным миром, т. е. учить ее Истории и Географии. <…>, – рассказывает он и продолжает: – Надобно видеть радостное изумление Елисаветы при первом ее взгляде на ландкарты. Наставник купил у приятеля своего пять карт, представлявших вид земли в целом и четыре части света отдельно и подарил их своей ученице в осьмой день ее рождения»168.Вместе с дочерьми П. И. Медера Е. Кульман изучала предметы искусства и… естественно-исторического цикла. К.-Ф. фон Гроссгейнрих пишет: «Г. Медер имел двух дочерей, одну ровесницу с Елисаветою, другую годом моложе. Этот достойный отец, окончив свои служебные занятия, остальное время посвящал воспитанию своих дочерей. Поведение Елисаветы и уже тогда приметные великие дарования ее снискали ей в такой высокой мере благосклонность его, что он вскоре дозволил ей учиться вместе с его дочерьми всему, что им преподавали. Ему была обязана Елисавета уроками рисования, танцования и музыки, и уроками ботаники, минералогии, физики и математики, которые он преподавал сам
169. Сверх того обе дочери его сделались ее подругами и оставались ими до самой смерти Елисаветы; она же имела удовольствие отплатить хотя отчасти своим подругам за благодеяния, которыми осыпал ее человеколюбивый отец их. Обе дочери в обращении с Елисаветою усовершенствовались в немецком языке, и выучились у нее итальянскому и английскому»170. К.-Ф. фон Гроссгейнрих следующим образом описывал вечера, проводимые дамами Кульман в семействе П. И. Медера: «…если господин Медер бывал дома и ничем не занят, он с своими двумя дочерьми и Елисаветою садился за стол и начинал с ними беседу, о предметах, касающихся географии, истории и физики, нередко восходил со своими юными слушательницами на высоты астрономии, или углублялся в таинства геологии171. Между тем эти академические заседания, как называли их дамы, составлявшие общество бабушки (господин Медер был вдов), не всегда бывали серьезные, но по временам оживлялись рассказом какого-нибудь забавного приключения с путешественником»172. Рассказывая об одном особенно памятном вечере, К.-Ф. фон Гроссгейнрих замечает: «В тот вечер господин Медер беседовал о минералогии, одной из любимых наук его и Елисаветы»173.О любви Елизаветы Кульман к минералогии упоминал и другой ее биограф – литературный критик, редактор, цензор, в будущем доктор философии и профессор Александр Васильевич Никитенко (1804–1877), основывавшийся не только на сведениях, почерпнутых из «бумаг» Е. Кульман, но и на «словесных показаниях особ, знавших ее лично»174
: «Учась Естественной Истории, она часто посещала богатый минералогический кабинет в Горном Корпусе. Кто бы мог подумать, смотря там на эту прекрасную девицу, прилежно всматривающуюся в каждый камушек, что она делает это не для одной забавы?» – удивлялся биограф175.