Штуцер и тесак

В кабинете за столом сидело двое. Барклая я узнал сразу: характерное, вытянутое лицо, бакенбарды, обширная лысина, а вот второй… Лет пятидесяти, такое же, как и командующего вытянутое лицо с неславянскими чертами лица, мундир военного чиновника… Кто это?

– Здравия желаю, ваше высокопревосходительство! – поклонился я, сняв картуз. – Платон Сергеевич Руцкий. Прибыл по вашему повелению.

– Повелевает у нас государь, – ответил Барклай, с интересом уставившись на меня. Я заметил, как он мазнул взглядом по кресту. – Я могу лишь пригласить, тем более Георгиевского кавалера. – Благодарю, что не отказали.

Ну, да, попробовал бы…

– Подойдите ближе, Платон Сергеевич! – продолжил Барклай. – Знакомьтесь: лейб-хирург государя, директор медицинского департамента военного министерства Яков Васильевич Виллие.

Так вот ты какой, организатор военно-медицинского дела в России! Легендарная личность. Шотландец Джеймс Уайли, ставший русским подданным в 1790 году. Лейб-хирург трех русских царей: Павла, Александра и Николая первых. Выдающийся врач, поставивший на должный уровень полевую хирургию в русской армии. Создатель и руководитель Императорской военно-медицинской академии в Петербурге, лично оперировавший Барклая после битвы под Прейсиш-Эйлау, где генерал получил тяжелое ранение, а Багратиона – под Бородино. Правда, не решился ампутировать князю ногу, не сумев убедить того в необходимости операции, вследствие чего Багратион умер.

– Счастлив познакомиться, ваше превосходительство! – поклонился я. – В Европе наслышаны о вашем выдающемся таланте и заслугах в лечении тяжелых ранений.

– Да? – поднял бровь Виллие. – Не знал. Приятно узнать.

– России повезло, что вы выбрали ее своей новой Родиной.

– Гм! – улыбнулся Виллие. – А вы льстец! – он погрозил мне пальцем. – Это где меня хвалят?

– Во французской армии, где я имел несчастье служить лекарем, попав туда против своей воли.

– Было бы интересно узнать, как у них организована помощь раненым.

– Позже! – вмешался Барклай. – У меня, к сожалению, мало времени. Вот что, Платон Сергеевич! Наталья Гавриловна Хренина, будучи у меня, хвалила ваш лекарский талант. Приходилось иметь дело с мозолями?

Хм! Неожиданно…

– Разумеется, ваше высокопревосходительство? Кто нуждается в моей помощи?

– Я.

– Разрешите взглянуть?

– Извольте.

Барклай встал, вышел из-за стола и присел в кресло. Поморщившись, стащил сапог с правой ноги, размотал портянку и повесил ее на голенище. Все ясно. Генералы не носят портянок, но раз дошло дело до них, ситуация серьезна. Подойдя ближе, я присел и, подняв ногу генерала, исследовал пятку. М-да… Сухая мозоль, причем, крупная. Не улыбайтесь, на редкость гадкая штука. Сухая мозоль имеет ножку, которая прорастает в мягкие ткани. Представьте гвоздь с широкой шляпкой, который вбили вам в ногу. При попытке наступить, он впивается в мышцу, вызывая боль. Даже в нашем времени это может стать проблемой. Но там мозоль удаляется легко. Специальный пластырь, тот же Салипод, приклеиваешь сверху, пару дней носишь, а потом вытаскиваешь этот размякший гвоздь. Но иногда ножку приходится высверливать…

– Давно это у вас, ваше высокопревосходительство?

– Где-то с месяц как беспокоит.

Мозоль свежая. Это хорошо: ножка не успела прорасти глубоко.

– Мне понадобятся горячая вода, поташ, уксус, бинт и тонкая кожа для пластыря, – сказал я. – Ничего этого с собой нет: не знал, для чего меня зовут. Разрешите сходить?

– Не нужно, – ответил Барклай. – Принесут – Яков Васильевич распорядится. А пока оставьте меня, господа, – дел много.

Он намотал портянку на ногу, воткнул ее в сапог и вернулся к столу. Мы с Виллие вышли из кабинета. В приемной тот подозвал слугу – молодого мужчину, маячившего в уголке, отдал ему необходимые распоряжения, а затем взял меня за локоток.

– Идемте, Платон Сергеевич! Побеседуем, пока нужное принесут.

Попал! Сейчас начнет спрашивать, где и у кого учился, поплыву. Понятия не имею, в каких современных университетах Европы обучают медицине, не говоря о фамилиях профессоров – не интересовался в своем времени. Мы зашли в какую-то комнату с креслами, похоже, курительную (об этом говорили пепельницы на низком столике).

– Присаживайтесь! – предложил Виллие. – Можете курить. Я такой привычки не имею. Вредная она, грудь сушит.

– Согласен, – кивнул я. – Но иногда курю – успокаивает. Сейчас не буду.

– Тогда расскажите о медицине во французской армии, – начал Виллие, после того как мы разместились в креслах. – Что полезного можем у них позаимствовать?

– Ничего, – ответил я.

Он посмотрел на меня удивленно.

– Организация медицинской помощи у них скверная, хирурги оставляют желать лучшего[85]. Очень много ампутаций, которые не всегда показаны. Делают их варварски. Например, раздроблена кисть, а руку отнимают по плечо. Очень много раненых умирает. Слышал, что французы начали создавать специальные санитарные роты, но с их устройством незнаком.