Все сражение продлилось не более часа, поляки потеряли множество убитых и всю свою артиллерию, два маршала были убиты, третий попал в плен. Дюмурье сумел спастись, но этот бой окончательно разочаровал его в поляках, а потому генерал уже через две недели поспешно отъехал во Францию. Суворов не без ехидства в своем рапорте отметил: «Мурье, управясь делом, и не дождавшись еще карьерной атаки, откланялся по-французскому и сделал антрешат в Белу, на границу». Надо сказать, что у француз ского генерала хватило мужества доложить в Версале все обстоятельства дела, и с того дня французы окончательно отвратились от помощи вздорным полякам. Решено было не тратить более золота на пропащее дело.
Суворов, хоть и без большой охоты, но признал заслуги полковника Валова в штурме замка Ланцкороны, однако не преминул ему выговорить за отчаянность чрезмерную. И все-таки Александр Васильевич, как человек справедливый, не смог пойти против истины и представил его к награждению орденскими знаками Св. Анны. Впрочем, была в этом награждении изрядная доля лукавства – в те годы этот орден еще не числился государственным и почитался домашней игрушкой голштинской династии. То есть с одной стороны, как бы и награда, а с другой – непонятно что.
Петр вспоминал это не без удовольствия, когда прихотливая судьба привела его в Париж. После сражения под Ланцкороной и бегства французов дела конфедератов решительно покатились под откос, они терпели одно поражение за другим. Александр Васильевич принялся за них всерьез, и теперь ни о каких поблажках конфедераты мечтать даже не смели. Они захотели партизанской войны, они ее получили полной мерой.
Местность тут куда как способствовала ведению войны иррегулярной – холмы местами сменялись даже невысокими горами, повсюду во множестве текут реки и ручьи, часто с заболоченными берегами. Вообще болот вокруг Люблина, который Суворов избрал в качестве своего главного опорного пункта, было много, но лесов еще больше. Дороги были самые скверные, и пехота по ними не то что двигалась, ползла с превеликим трудом. Поэтому Суворов своей главной силой назначил отряды казачьи, которым рысить по бездорожью совсем не в диковину.
Землю здесь почти что не обрабатывали, хутора были редки и невелики, деревеньки также имели вид самый жалкий – убогие избенки, крытые гнилой соломой. Большинство городов не заслуживали такого гордого названия по малости своей и более напоминали селения, зато монастыри католические красовались высокими стенами и более всего напоминали рыцарские замки, готовые к обороне против всякого неприятеля. А тут еще граница австрийская была совсем под боком, иначе куда бы улизнул Дюмурье? В общем, район казался очень выгодным для конфедератов, однако Александр Васильевич оказался в своей стихии. Точно саламандра из огня выныривал он в неожиданном месте, и его опаляющее дыхание истребляло самое намерение к сопротивлению. Правильная война была здесь неприменима, методичность, расчетливость, осторожность и постепенность не могли дать результата. Нужны были стремительность и внезапность удара, чем Суворов владел в совершенстве, что ранее продемонстрировал в Пруссии.
Петр не мог устоять перед искусом и, даже не успев оправиться от ран, испросил себе командование одним из летучих отрядов, которые замиряли окрестности. Собственно, раны были не столь уж и тяжелыми, хотя временами побаливали. Кстати сказать, оказались они первыми во всей военной карьере полковника Валова, и даже удивительно было, что не знаменитый прусский штык тому был причиной, а пуля какого-то полупьяного шляхтишки. Северьян бурчал недовольно, потому как с лошадью он так и не обвыкся, несмотря на все свои старания, однако исправно сопровождал Петра во всех вылазках. Про Ивана с Василием и говорить не приходилось, они с радостью вернулись на военную стезю, от которой уже начали отвыкать.
Хотя нынешняя служба была военной только по названию. Отряды рыскали окрест, стараясь выловить посланцев конфедератов. С обывателями, уличенными в связях с мятежниками, поступали сурово, но справедливо. Суворов настрого запретил их обижать, однако за таковые действия на все местечки и фольварки накладывалась соразмерная контрибуция, выплачивать которую казаки заставляли незамедлительно. И если там кого нагайкой по спине вытянут, так то не по злобе, а послушания ради. Расчет был самый верный – бить следовало по карману обывателя, тогда у него всякие крамольные мысли из головы улетучатся. Александр Васильевич, разумеется, предпочел бы устроить еще одно дело, вроде ланцкоронского, однако ж то было не в его власти, а так округа в самое короткое время была приведена к покорности. Рецепт противу войны партизанской был найден.