Штык-молодец. Суворов против Вашингтона

Нет, тут проявился другой враг России, враг давний и лютый. Кто прислал дикому казаку знамена голштинские? Ведь неспроста он объявил себя Петром Федоровичем, таковая мысль вообще не могла возникнуть в его голове. Кто надоумил его на такое кощунство? Как ни старалась Тайная экспедиция оную загадку открыть – не получалось. Увертлив был подсыл неведомый и ловок. Удалось только прелестные письма, писанные на немецком, найти в малом количестве, всего две короткие эпистолы. И кто казаку немецкие слова переводил? Когда Емелька в Пруссии воевал, никоим образом выучиться языку он не мог, значит, нашелся недруг России, который эти письма доставил вместе со знаменами и все глупому казаку растолковал. Откуда эти чужеземные знамена? Ну уж точно не из Шлезвига, где герцоги голштинские обретаются. Из Берлина! Точно оттуда. Но хитер бывший король Фридрих и увертлив, аки змея. Внешне притворяется ныне мирным философом, на флейте играет, с молодыми адъютантами по-прежнему развлекается, но жало ядовитое так невырванным и осталось. Не до конца дело довела императрица Елизавета, надо было полностью Бранденбургский дом чести и владений лишить. Не сумел Фридрих Россию на полях сражений одолеть, решил взорвать ее изнутри. Хотя, как сказал один очень умный и очень злой человек: «Есть письма, которым лучше оставаться непрочитанными».

Екатерина невольно передернула плечами. Как мимолетный каприз погоды, на мгновение явивший свет небесный, но тут же исчезнувший за тучами невзгод, таковой же показалась ей и вся жизнь ее. Только-только раздавили одного смутьяна, как тут же возникает другой. Да, далеко, куда как далеко – в Америке, но совсем неясно, куда головешки этого пожара долететь могут. Океан вроде бы и широкий, а вдруг все-таки узким окажется.

Екатерина задумалась и не сразу поняла, что граф Панин ей что-то втолковывает. Она повернулась и попросила:

– Никита Иванович, будь любезен, повтори, а то задумалась я, не расслышала.

– Что ты, матушка, извини, что побеспокоил тебя ради такой малости, но ты сама повелеть изволила. Так вот, самые наиверные сведения – это происки французских вольтерьянцев и всяких там либералов, которые смутили умы третьего сословия. Все толкуют про какие-то свободы и права, а как законный суверен далеко, вот американцы и возмутились. Ведь тот же Емелька, чай, не в Московской губернии объявился, а бог весть где. Помнишь, како генерал Бибиков писал: «Пугачев не что иное, как чучело, которым играют воры, Яицкие казаки: не Пугачев важен; важно общее негодование». Вот и здесь негодование американское подогревает Версаль.

Екатерина звонко расхохоталась.

– Ты, Никита Иванович, говори, да не заговаривайся. Кто там у тебя кого подстрекает? Версаль или вольтерьянцы? Как-то мне не думается, что на приемы к королю Людовику эти смутьяны званы были. Ты уж будь любезен, выбери кого-нибудь одного.

Панин смутился.

– Все виноваты, матушка.

Екатерина с сомнением посмотрела на Панина.

– И что из того следует?

Вот по части предложений у Никиты Ивановича обнаружился пробел. Он раздумчиво почесал макушку, совсем неприличный жест, мужицкий какой-то, и промямлил:

– Может, какую помощь королю Георгу оказать? Надобно заразу вольнодумную в корне давить.

– Нет-нет, граф, не путай. Вольнодумцами у меня есть кому заниматься, Тайная экспедиция Шешковского есть государево око недреманное. Сие дело полицейское, но не воинское.

– Государыня, меня посол английский об аудиенции испрашивал. Полагаю, он как раз о помощи просить будет.

Екатерина вмиг посерьезнела.

– Ступай, граф, мы тебе надлежащий ответ в скорости дадим, а послу английскому назначь на следующей неделе. Дела наиважнейшие поспешливости не терпят.

* * *

Еле слышно скрипнула дверь, и Екатерина вскинулась было, но тут же успокоилась.

– Ах, это ты, свет мой, Гришенька.

Князь Потемкин ласково улыбнулся.

– Катенька, друг любезный, как же я рад тебя видеть.

Отношения императрицы и князя Григория Александровича сложно было охарактеризовать какими-то простыми словами. Мы даже не говорим о слухах, будто Екатерина тайно обвенчалась с Потемкиным, нет. Просто на унылом фоне государей российских Екатерина была одним из наиболее заметных персонажей. Вспомним ту же ее переписку с Вольтером, который восторженно именовал ее Северной Семирамидой! Многие ли императоры удостоились похвал от людей умных, но при том незаинтересованных, не придворных блюдолизов, а иностранцев? А ведь Вольтер вдобавок более чем скептически относился к самой идее монархии – и поди ж ты, нашел хвалебные слова для самодержавной владычицы. Значит, было в ней нечто такое, что привлекало людей умных и незаурядных. А что до слабостей… Кто сам без греха, пусть первый бросит камень. И совсем недаром правление Екатерины именовали Золотым Веком России.