Шухов

Шухов по многолетней привычке, выработанной в мирное время, когда все имелось под рукой, определил срок выполнения работ в семь месяцев, однако нехватка бревен и теса для лесов, а самое главное — перебои с поставкой металла, интриги и происки, падение с высоты и смерть рабочих, низкая квалификация сотрудников, ошибки самого Шухова, наконец, серьезная авария, — превратили этот процесс в изматывающий кросс. Башня была сдана в эксплуатацию не в марте 1920 года, а в марте 1922-го. За это время Владимир Григорьевич сильно постарел, испытав немало горьких минут. Были и личные потери: ушли из жизни двое родных инженеру людей: младший сын Владимир скончался в госпитале от дизентерии 10 августа 1919 года, а 23 марта 1920 года преставилась мать Вера Капитоновна. Шухов, проводив родных в последний путь, затем вновь спешил на стройплощадку. Вот лишь небольшой, но очень характерный отрывок из дневника за 1919–1920 годы:

«29 августа 1919 года. <…> Контракт с ГОРЗы подписан 22 августа 1919 года: в недельный срок должна быть дана спецификация леса для лесов и подмостей, а также и для рабочей мостовой и спецификация инструментов и станков.

30 августа. Железа нет, и проекта башни пока составить нельзя.

1 сентября. Был на Шаболовке: земляные работы для основания башни сделаны уже на четверть, работают три партии. Грунт — глина и внизу песок, местами песок осыпается (проверить проект основания при таком грунте). Видел комиссию в составе десяти человек. С. М. Айзенштейн [представитель ГОРЗы] сказал, что началом работ считает он пятницу 29 августа (окончание 29 марта 1920 года). Кран подвигается медленно, приступили к вырубке мест прикреплений поперечных балочек. Счет за проект и изготовление крана.

Семь рабочих и мастер: средняя плата 100 р. в день.

10 сентября. Железа нет.

1 октября. Железа нет. Кладка фундамента начата 4 октября». <…>

6 октября. Сделана глупость. Упущен расчет прохода через горловину низа. <…> Жаль, что такая хорошая вещь, как сборка без лесов, не понята товарищами. Переделка потребует много времени. Мои упущения: укрепление блоков нижних, плохое укрепление поперечных верхних блоков; стягивание кольцом низа башни для пропуска в горловину и промежуточные кольца; лебедка с одним барабаном вместо двух»^{198}.

И так все два года и семь месяцев, кстати, Эйфелеву башню строили два года и два месяца, что было признано рекордом. Но тогда Франция не вела войну, тем более гражданскую. Да и цели у Шухова были куда более прагматичные, чем у Эйфеля, превратившего башню в источник собственных доходов. Так что сам факт строительства башни на Шаболовке в голодное время уже является подвигом и Шухова, и всей его инженерно-строительной команды.

Монтаж первого яруса башни удалось начать только 14 марта 1920 года, а уже 16 апреля начали поднимать вторую секцию. Каждый день ее поднимали на восемь метров, достигнув высоты 25 метров, секцию установили 21 апреля. Шухов не был бы Шуховым, если бы даже в труднейших условиях дефицита всего не применил свои новаторские идеи. Оно выразилось в том, что строительство башни осуществлялось телескопическим способом, без подъемных кранов, которых и взять было негде. Кстати, у Эйфеля в распоряжении было все, в том числе и довольно высокие подъемные краны после того, как башня переросла их, француз применил для подъема деталей специально сконструированные мобильные подъемники, передвигавшиеся по рельсам для будущих лифтов. До лифтов у Шухова руки не дошли — их просто не было в проекте, вот если бы утвердили проект его 350-метровой башни, то тогда быть может…

«В те времена Москва почти ничего не строила, а скорее даже разрушала — в «буржуйках» сгорали остатки заборов. А тут вдруг стройка, да еще такая необычная. Из запасов Военного ведомства строители башни получили десять тысяч пудов железа. Башня росла как своеобразный призрак — высокая, бесплотная, прозрачная и очень таинственная. Эта таинственность была многообещающей — ведь если страна позволила себе роскошь строить, значит, речь идет о деле большой важности. Отсюда и ореол романтики, которым была в моих глазах окружена башня. Про шуховскую башню было тогда много разговоров, казавшихся просто фантастическими»^{199}, — свидетельствовал Эрнст Кренкель.