Шум бури (СИ)

- Нельзя не идти, Касбол, иди, будет лучше, - с этими словами Будзи протянул руку Касболу. Глаза Касбола увлажнились, и он подал Будзи левую руку. Тот смутился, и подумал, что только он один напомнил Касболу про его раненую правую руку. Будзи сумел ещё сказать ему несколько ободряющих слов:

- Не бойся, Касбол, выздоровеешь и тогда подашь мне правую руку. Что в жизни бывает больше ран.

- Бояться чего? Какая разница? Не из-за этого болит моё сердце. Оно болит от того, что я ухожу от вас.

- Быстрее, быстрее, - стал торопить Касбола тот, кто находился на верху воронки и протянул ему руку.

- Нет, так не будет, - сказал Касбол и внимательно посмотрел на шею Царая.

- А как, Касбол? - спросил Будзи.

- До сих пор мне никогда так сильно не хотелось сказать вам прощай. Теперь я ещё хочу обнять вас своей одной рукой.

- Ладно, ничего! - Будзи обнял Касбола.

Царай тяжело повернул голову и посмотрел Касболу в его глубокие глаза, которые отделились от лица и сверкали мягким огнём. Усы сгладились кверху и придавали бледным щекам грустный вид. Царай вспомнил жизнь Касбола и стал удивляться: в Нальчике его арестовали со скрипкой, из Сибири сбежал и запомнил песню, из-за которой неизвестно что стало с Кулаковым. Его жизнь была песней, а он об этом никогда не говорил. Теперь в его играющую на скрипке руку попала пуля. Царай снова взглянул в его мягкие глаза и сказал:

- Ладно уж, - и обнял Касбола.

- Прощай, Царай... Прощай, мой старший! Я ухожу, - он подал свою левую руку стоящему наверху человеку и, выбравшись наружу, в последний раз взглянул на друзей. Глаза его блестели.

- Прощайте, прощайте!

Кто чего боялся, было неизвестно. Царай и Будзи опасались, что рука Касбола останется дефектной. А Касбол боялся за них. Он думал со страхом о том, что кто-то из них может пасть в бою, а то и оба. Касбол отделился от друзей. Сердца оставшихся двоих были опечалены, но они и сами не понимали причину печали. Цараю и Будзи мысль о смерти и в голову не приходила.

Какое-то время Царай и Будзи сидели грустно, затем Будзи спросил Царая:

- С каких мест Касбол?

- С Кобани.

- Семья у него есть?

- Отец, мать, сестра, брата нет. Жену он убил сам, а после этого стал скитаться.

- Зачем он её убил?

- Он не любил об этом говорить, но как-то сказал: "Я её заподозрил и убил".

- А детей у него не осталось?

- После свадьбы он с женой не прожил и года.

Во время разговора Царай высунул голову из воронки и увидел такую картину: два тела сплелись подобно двум змеям. На одном из них была серая, низкая, кудрявая шапка, на голове другого блестела стальная каска. Было видно, что один из них осетин, а другой - немец. Оба были мертвы. Осетин сжимал рукой рукоятку кинжала, который глубоко вошёл в грудь германца. Другой рукой он, словно обнимая германца, крепко прижимал его спину. Зубы вонзились в сосуды горла. Из груди осетина виднелся окровавленный носовой платок, с виска тянулся след крови. Кровь по щеке стекла вниз и соединилась у рта с сукровицей, что шла из носа. Глаза остались широко раскрытыми. Один глаз был заполнен кровью и своим видом вселял в сердце страх. Германец лежал на спине, на боку. Одной рукой он держал винтовку, на штыке которой виднелась кровь. Пальцы другой руки сомкнулись в кулак и застыли на холодной земле.

- Эх, несчастный!

- Что, Царай, ты о чём?

- Посмотри на этих двоих.

Будзи тоже поднял голову и увидел мертвецов.

- А почему ты не смотришь на других, Царай? Вон тот, кто скрючился без головы, разве меньше достоин жалости? Интересно, а где его голова?

Будзи стал осматривать всё поле боя.

- Ты знаешь, почему я не так жалею других?

- Почему?

- Вон тот, кто сжимает кинжал, осетин.

- Осетин? А может он чеченец?

- Нет, он не чеченец. Это тот парень, о котором я тебе вчера говорил. Бедняга, он отомстил за смерть брата, но кому? Кто отнял жизнь его брата? Разве тот, кто в его объятиях?

- Откуда известно, кто убил его брата, - сказал наугад Будзи.

- Я тоже говорю, неизвестно, но он свою кровь решил взять вон с того австрийца. Сейчас и сам, бедняга, лежит неподвижно на поле боя. Кто теперь отомстит за него несчастного?

- Эх, Царай, на войне нет напрасной крови.

- Я тоже это понимаю, но он беспокоился о матери. Вчера ночью он плакал до икоты. Сейчас, наверно, его мать во дворе кормит кур, а сын её лежит мёртвым на поле боя. Что будет делать старая вдова, когда к ней постучатся в дверь именами её сыновей? Что будет делать, узнав, что осталась совсем одна?

- Прекрати, Царай, пожалуйста, - Будзи опустился в воронку и потянул Царая за полы вниз. Царай присел и тяжело вздохнул.

- Жизнь!

- Жизнь, жизнь, Царай! Солдатская жизнь, - невольно улыбнулся Будзи.

- Кто-то сказал так: "Жизнь дана для того, чтобы жить, надо жить". Это ложь. Жизнь годится для всего, кроме жизни. Кто сказал, что каждый человек вершина творения, пусть теперь посмотрит мне в глаза. Интересно, он не устыдится своих слов?