Шум дождя

Дача была вблизи железной дороги, нередко приезжала дочь Юля, если она освобождалась пораньше в институте, привозила продукты, и больше всего они оба любили, присев перед печкой на корточки, печь на прозрачных, словно из красного хрусталя, углях картошку. Дочь после неудачных родов долго болела, и Московитин, обняв ее за худенькое плечо, говорил ей о посторонних вещах, отвлекая от грустных мыслей. Утром дочь уезжала, а он оставался еще на день-другой один, сурово познавший за время войны все, что положено узнать хирургу в полевом госпитале. Ветер шумел в оголенных деревьях, поезда проходили с потемневшими от дождя вагонами и наискось захлестанными окнами: видимо, дождь шел уже и над Киевом, а может быть, даже к самому Крыму подобралась осень.

Утром Московитин, радуясь неослабевшей крепости своих рук, наколол дрова, растопил печку, скромно позавтракал привезенной накануне дочерью холодной курицей и сел к столу; очередная глава рукописи была одной из самых ответственных: «Работа хирурга в полевых условиях». На войне Московитин в редкую свободную минуту вел дневник, и теперь работе помогали эти давние записи с пометками «Август. Кудиново» или «Октябрь. Какуровка», хотя даже нельзя было представить себе, как выглядели эти Кудиново или Какуровка, вероятнее всего походили одно на другую пепелищами и почерневшими деревьями возле этих пепелищ.

Он писал, а ветер швырял в окно дождь, и стекло окна словно плыло, и голое дерево за ним тоже плыло, как мачта. Некоторое время Московитин работал под шум дождя и осторожный треск поленьев в печке. Затем он вдруг отложил перо и прислушался. Кто-то несмело поскребывал по входной двери. Московитин навинтил на чернильницу крышку, чтобы в чернила не шлепнулась какая-нибудь ошалевшая, ожившая от тепла муха, и пошел открыть дверь. На крыльце стоял насквозь промокший мальчик со щенком за бортом пальто.

— Не скули, — говорил он ему с суровой нежностью. — Нечего скулить.

— Ну и промок же ты, братец, — сказал Московитин сочувственно. — Что это у тебя приключилось? Заходи-ка со своим псом… у меня топится печка, быстро обсохнешь.

— Мама вас знает, а вы ее не помните, наверно, а вы ее лечили, — сказал мальчик. — Мария Ивановна Найденова, помните?

Он внес щенка в комнату, положил его на пол возле печки и стал стягивать с себя насквозь мокрое, тяжелое от дождя пальтишко.

— Видишь ли, брат, — сказал Московитин осторожно, выяснив, что мальчик принес лечить щенка. — Я умею лечить только людей, а собак я лечить не умею.

— А он все понимает… только маленький еще, а все понимает, — заторопился мальчик, уверенный в человеческих качествах своей собаки.

Московитин наклонился все же и пощупал горячий нос щенка.

— Наверно, у него чумка, — предположил он, — нечто вроде детской кори… сейчас, сколько я знаю, ее лечат сывороткой, но сыворотки у меня нет, так что могу только посоветовать держать его в тепле, а то схватит воспаление легких, тогда пропала твоя собака. Ну, и серы еще следует добавлять в пищу, она у меня в аптечке есть, — вспомнил он все же старинный метод лечения. — Тебя как зовут?!

— Костик.

— Значит, мы с тобой тезки. А меня зовут Константин Алексеевич. Так что, такие дела, Костик… единственно, что могу насчет твоего пса посоветовать.

Он поискал в стенной аптечке коробочку с серой и отсыпал в бумажку.

— Я сразу подумал, что вы Лешего вылечите, — сказал мальчик повеселев. — В будущем году я в школу пойду, а ему дом сторожить. Он сейчас все понимает, хотя еще маленький.

— Что же ты так неуважительно назвал его?

— Мама так называет его.

Но Лешему было все равно, как его называют: сейчас он пригрелся у печки, и, видимо, тепло от нее было ему полезно, потому что он сразу заснул.

— Съедим-ка по бутерброду, пока твое пальтишко просохнет, — предложил Московитин.

Он достал колбасу, тоже привезенную накануне дочерью, и стал нарезать хлеб.

— Не стоит, — сказал мальчик неуверенно, покосившись на колбасу, — я уже ел.

Видимо, ему было неловко, придя по делу, попутно воспользоваться гостеприимством хозяина.

— Ничего… бутерброд с колбасой не повредит.

Потом они ели, и Московитин, как бы между прочим, согрел чайник и налил мальчику и себе по чашке чаю.

— Вы маму не помните, а она вас помнит, — сказал мальчик. — Она на чулочной фабрике работает.

— Наверно, и я помню, — отозвался Московитин.

— Она такая невысокая.

— Ну, как же, как же… помню ее, такую невысокую.

— Вот видите, — сказал мальчик довольно, — я говорил, что вы ее помните. А теперь я пойду, мне еще надо в палатку за хлебом сходить, скоро привезут свежий.

Он надел свое слегка дымящееся пальто, застегнул его на нижние пуговицы и осторожно засунул за борт заснувшего щенка.

— Мама про вас сказала — это хороший врач, он меня вылечил.

Видимо, Костик Найденов был уверен, что опытная докторская рука Московитина вылечит и его Лешего.

— Как же это все-таки получается, — задумался Московитин, — мать уходит на фабрику, а ты целый день один?