Шум дождя

— Я провожу тебя немного, — отозвалась Саша поспешно. Нет, не было в этой новой квартире с телевизором, с расставленными по-театральному модными низкими креслицами ни тепла, ни душевного уюта. — О чем вы говорили, когда остались одни? — спросила Саша сразу же, как только они вышли на лестницу. — В частности, насчет твоей поездки в Москву. — Зачем ты начал об этом… Юрий Николаевич ужасно не любит, когда вмешиваются в его жизнь. Я сама должна была поговорить с ним. — Вот что, Саша: сейчас конец февраля, если в марте тебя не отпустят, то я напишу твоему мужу письмо, но уж напишу обо всем, что думаю. — Нет, я непременно приеду… не нужно ни о чем писать, — заторопилась Саша. — Юрий Николаевич неплохой человек, но у него особый характер… ему и в театре трудно из-за своего характера. Над заснеженным сквером раскачивались от ветра подвешенные фонари. Все, что представлялось Тимошину: раннее разочарование Саши, последствия ошибки ее юности, — все это наглядно и жестко предстало теперь перед ним. А на другой день на вокзале Саша провожала его. Смотри же, не обмани, — сказал он перед самым отходом поезда. — Нет, я приеду… Юрий Николаевич сам заговорит со мной об этом. — Ах, Саша, Саша, — вздохнул Тимошин, стоя на ступеньке вагона, — чистая ты моя душа, наивная и чистая… — Почему же наивная? — попыталась она улыбнуться сквозь слезы, следуя за поездом.

Такая уж ты уродилась, — сказал Тимошин напоследок, — такая уж ты уродилась. Потом пошли службы, водокачка, город в белесом тумане, а за поворотом открылась Волга вся еще в снегу. В марте, правда, лишь в самом его конце, Тимошин дожидался на перроне Казанского вокзала сестру. Он не знал, как Саше удалось настоять на поездке, но она ехала в Москву и он ждал ее. Он еще издали увидел Сашу: она была уже в светлом весеннем пальто, хотя в Москве было еще холодно, — и почти подхватил ее с площадки вагона. — Вот видишь, не обманула, приехала, — говорила она счастливо и оживленно. — Витя, где я буду жить? — Рядом со мной. В комнате у моей соседки Евдокии Васильевны, она сама предложила… это добрая душа, увидишь. Они шли по перрону, Тимошин нес легкий чемодан сестры. — С трудом выбралась? — спросил он испытующе. Она молча кивнула головой: с такими предупреждениями и таким недовольством отпускал ее Юрий Николаевич, что сейчас, в Москве, в шуме все же весеннего города с голубой привокзальной площадью, об этом не хотелось вспоминать. Соседка брата, пожилая, полная женщина с добрым лицом, действительно душевно, словно давно знала ее, встретила Сашу. — Виктор Иванович всегда столько говорит о вас, что я заглазно вас полюбила. Раздевайтесь, деточка, комната у меня небольшая, но уж чистоту я люблю. Вот эта полочка в шкафу будет ваша, я для вас ее освободила.

Евдокия Васильевна не только освободила полочку, но испекла еще и какие-то пышки. — У вас чудесно, — сказала Саша растроганно, — и цветы у вас на окне чудесные. Потом втроем пили в ее комнате чай, и Евдокия Васильевна, подкладывая Саше пышки, говорила: — Ничего нет на свете лучше дружной семьи, а уж Виктор Иванович так вас любит. — Я тоже люблю его, — сказала Саша, глядя на брата. — И сестра у нас хорошая. Евдокия Васильевна, несмотря на полноту, двигалась легко, в ее голосе была задушевность, и вся эта залитая московским солнцем комната чистейше светлела, напоминая о давнем, когда-то близком Саше мире… — Куда же мы с тобой для начала? — спросил Тимошин, когда Саша, переодевшись, нарядная и свежая, вошла к нему в комнату. Какая ты стала… — добавил он, любуясь ей. — Постарела? — Нет, еще поцарствуешь. Еще поцарствуешь, — повторил он задумчиво. — Давай, сегодня просто погуляем, а завтра придешь ко мне на работу, покажу несколько отличных вещей. — Куда хочешь, Витенька, — сказала Саша бездумно, как когда-то. — С тобой — куда хочешь. На Красной площади Саша купила у женщины, продававшей птичий корм, пакетик с семенами, кормила голубей, все в Москве было по-новому, только Москва- река, уже готовая к половодью, напомнила о Волге… Но не хотелось ничем омрачать то светлое, с чего начался этот солнечный день в Москве. — Я ужасно счастлива, что приехала, — сказала она. — После твоего отъезда я только и думала об этом. — Подожди, куплю тебе крымских фиалок, они так кротко приносят в Москву весну. Я эти фиалки люблю.