Шум дождя

Сашука нянчили поочередно также Аня, когда возвращалась из школы, и Нина, Сашук был тяжелый, и носить его приходилось, откидываясь назад, а потом ныли коленки. — Ездишь все, — сказала Нина вернувшемуся на своем мотоцикле Юше, — а у тебя сын растет. Она явно повторяла чьи-то чужие слова, и Юша сказал равнодушно, как будто не ей, а стене за ее спиной: — Молчи, кукла. — Я не кукла, — ответила Нина с достоинством, но он нажал ногой педаль мотоцикла, тот сразу затрещал, и Юша дал поработать мотору, то увеличивая рукояткой руля обороты, то снижая их. — Порядок, — произнес он удовлетворенно и повел мотоцикл в сарайчик. — Дивлюсь я на тебя все-таки, — сказала мать Людмилы, — ведь пора бы уж задуматься… Люда весь день с ребенком, а у тебя ласкового слова для нее не найдется. — Чего же раскисать, — ответил Юша уже совсем пренебрежительно. — Я, кажется, работаю. Конечно, если нужно съездить в консультацию или еще куда, я всегда готов. — Никуда тебе ездить не нужно, — сказала мать. — Сходим и без тебя в консультацию. Юша выждал и спокойно принялся за борщ, он здорово проголодался и от него свежо пахло, наверно аллеями Тимирязевки с их распустившимися липами. Мать ничего не сказала больше, дождалась, когда Юша съел борщ, и поставила на стол сковородку с жареной картошкой. Люда сидела в стороне, полуотвернувшись, и кормила ребенка, Сашук сосал жадно и требовательно и сердился, что мало молока. Мать, проходя мимо, только искоса поглядывала на истончившееся лицо дочери, та, склонив голову, смотрела на сына, как он насыщается, и страдала, видимо, что не может накормить его досыта. — Обязательно пей пивные дрожжи, — посоветовала Люде опытная Капитолина Ивановна. — Пускай твой Юшка достанет, по крайней мере хоть раз с пользой съездит на своем верблюде. Юша, правда, достал дрожжи, но они плохо помогали, дело было не в них; дело было в том, что Юше совсем не нужен сын, он и не ждал его, не нужна ему стала и жена, она подурнела и не нравилась ему теперь. В Соломенной сторожке строили новые дома, линия трамвая проходила сейчас какими-то проулками, всюду вокруг были большие новые корпуса или пустыри с остатками снесенных хибарок, на месте которых тоже вырастут новые дома, а бульдозеры вгрызались в землю, скребли ее, выбрасывали в кузова подъезжавших грузовиков мусор, и на оголенных местах майский дождь особенно припускал и становился похожим на осенний. Люде в консультации стали выдавать для прикорма молока, и она тоскующе приносила оттуда бутылочки, по временам ощупывала свои бока, она почему-то худела, хотя матери обычно после первого ребенка полнеют, и по всему поведению Юши понимала, что совсем перестала нравиться ему. — Завел себе этот окаянный мотоцикл, — сказала зловеще одна из сочувствовавших Люде женщин, — теперь собирается колясочку прикупить, стало быть, есть кого катать. — Он меня хочет катать, — отозвалась Люда поспешно. — Он меня с сыном хочет катать… за городом все-таки совсем другой воздух. Но женщина ничего не ответила, только посмотрела на нее с сожалением: она была старше на целых четырнадцать лет, ей было уже тридцать три года, а Люде чуть побольше девятнадцати, и паспорт она получила не так-то давно. Сашук стал пить молоко и из бутылочек с соской и сердился и теребил деснами соску, как привык теребить грудь матери. Он был уже такой тяжелый, что Нина не знала, как его лучше примостить на руках, но он был все-таки ее племянник, а она тетка, и Нина важно отдувалась, таская его. А ему было совсем все равно, тяжело ей или нет, он пучил водянистые глаза и пускал пузыри, когда был сыт, или начинал реветь, когда хотел есть, и приходилось тащить его на второй этаж, где Люда стирала пеленки или гладила, или согревала для него молоко. На фабрике она работала на двенадцати станках сразу, была в передовой бригаде и все-таки не так уставала, как сейчас дома… она бы раньше ни за что не поверила, что с ребенком приходится возиться целый день, да и целую ночь иногда, если у него болит животик или режутся зубы. — А твой все раскатывает, — говорила Капитолина Ивановна неодобрительно. — Вчера на Ивановской его видели, катит невесть куда. — Он в аптеку ездил, компрессную клеенку искал, — сказала Люда виновато. — А ее и искать-то нечего, заходи да купи, без всякого мотоцикла. Но Люда сама знала, что Юша просто гонял, дома ему скучно, и на сына он только посмотрит, возьмет для приличия на руки и сейчас же положит обратно. Она сама знала, Люда теперь уже твердо знала, что и не нужно ничего этого было Юше, так случилось, и как-то он прямо сказал ей: — Вовремя надо было думать, а не запускать, теперь это просто, — он как бы давал ей понять, что она сама все так устроила, вцепилась в него, и он поддался сдуру.