Шум прошлого

— Костя Зайцев.

— Нет, о таком ничего не слыхал и даже твоих работ не видал. Ты из каких мест?

— Из Питера, и я действительно «Репу» кончал. Но давно, ты тогда ещё в школе учился.

— Вообще-то я Борис, но меня все Барсом кличут. Это такое прозвище, ну, если хочешь, псевдоним, актёрская подпись…

Псевдоним он произнёс с ударением на «о» и Костя подумал, что совершенно зря он заговорил с этим малограмотным парнем.

— Ты надолго ли в Неаполь или дальше путь держишь? — спросил Барс.

— Да я на неделю и только в Неаполь и, знаешь, уже домой охота, не нравится мне здесь ужасно, — Барс как-то неопределённо хмыкнул в ответ, будто хотел возразить, но Костя продолжил. — Я ждал чего-то другого, думал набраться впечатлений, а представляешь, даже ни разу альбома не раскрыл. Пыльно здесь, жарко и бедность удручающая, как в узбекском ауле… Не вдохновляет всё это.

Он хотел развить свою мысль и уже готов был продолжить рассуждения о бренности жизни и вообще о том, что счастья на свете мало, да и где его искать, но осёкся и тут же подумал, что нечего метать бисер перед первым встречным.

Пока они болтали, Барс закончил очередную картинку, отставил её в сторонку на просушку и когда Костя решил уже с ним распрощаться парень добродушно улыбнулся и произнёс.

— Слушай, приходи сегодня вечером ко мне. Вы где остановились?

— В гостинице «Julia», да ты знаешь, это такая длинная уродина в тридцать пять этажей.

— Ну, так это совсем рядом от меня. Вот смотри, я тебе сейчас нацарапаю планчик. Дай-ка твой шикарный альбом… Здесь твоя Джулия, ты заворачиваешь за неё и сразу попадаешь на широкую улицу, идёшь по ней до конца, потом туннель, это подземный переход и выходишь прямо на набережную, потом повернёшь направо и через сто метров увидишь кабак, он приметный, на нём большой осьминог изображён, да ты не потеряешься, наши русские нигде не пропадают. Тебе от гостиницы до ресторана ходу пятнадцать минут.

И с этими словами парень вернул Косте альбом.

— Когда приходить?

— Часам к десяти. Неаполитанцы в это время только начинают жить.

Он хотел ещё что-то добавить, но его намётанный глаз заметил пару туристов которые с интересом разглядывали его картинки. Кажется они говорили между собой по-немецки и мужчина спорил с женщиной, а та всё тянула в сторону. На помощь сомневающимся вовремя подоспел Барсик. Он учтиво поздоровался и после нескольких слов женщина рассмеялась, присела на корточки и стала перебирать одну за другой картинки, сравнивать, потом позвала мужчину и они вместе углубились в живопись Барса. А он скромно стоял поодаль, наблюдал, изредка делал замечания, деликатно отходил в сторону, как бы показывая всем своим видом, что он не давит на покупателя, а вежливо предоставляет им самостоятельный выбор.

«Хитрая бестия. И как умело себя ведёт. Интересно, на каком языке он с ними балакает», — подумал Костя и поймал себя на том, что он бы так не сумел. «Вот Музочка умела, конечно, иначе, но у неё это хорошо получалось. А я могу только творить, а продавец из меня никакой». Через пару минут он увидел как мужчина достаёт из бумажника деньги, а Барсик из своего чемодана вынимает тугой рулон чёрных полиэтиленовых мешков. Вот он оторвал один и вложил в него два своих шедевра.

— Ну, товарищ художник, мы вас обыскались! — услышал Костя за спиной голос гида. — Куда же вы потерялись? Скорее, скорее, поторопитесь, вас все ждут, я уж с ног сбилась, отчаялась вас в толпе найти…

— Простите, знакомого встретил, разговорился…

Гид цепко ухватила Костю за руку и ловко лавируя в толпе они устремилась к выходу. На площади, перед музейными кассами изнывала на солнцепеке их группа. В программе, на сегодня ещё было запланировано посещение двух музеев. Ни сил, ни желания у Кости не было…

К художественному музею «Capo Di Monte» им пришлось подниматься долго в гору пешком по узенькой извилистой улице. По причине дорожных работ автобус выбросил их на полпути. Огромное здание музея помещалось на горе, окруженное большим тенистым и ужасно запущенным парком. Когда-то, очень давно здесь были посажены пальмы, вырыты пруды и разбиты цветочные клумбы. Но теперь пальмы вымахали до небес и их стволы, как непричёсанная швабра заросла по всей длине ствола, дорожки как щетиной покрылись выжженной травой, пруды превратились в болотца и отдыхающие топили в них бутылки, а клумбы буйно разрослись в умятые телами лужайки. Сам многоэтажный мастодонт музея был наполнен километрами живописи восемнадцатого века где нескончаемые цветочно-фруктовые натюрморты перемежались с грудой голых селюлитных тел. Косте хотелось взглянуть на знаменитых Тициановых «Пап» в кроваво-вишнёвых облачениях, но как назло этот зал оказался закрыт и удалось увидеть только Брейгелевских «Слепцов».

Он, по своей привычке, отстал от группы, присел перед Брейгелем, но сосредоточиться всё равно не удалось. Каждые пятнадцать минут над музеем пролетал самолёт. Да так низко и с таким рёвом, что казалось ещё мгновение и он обрушится на крышу. Этот оглушающий кошмар вывел его окончательно из равновесия…