— В таком случае, вы поймете мои переживания. Сын хочет видеть отца красивым и мужественным, а перед ним встанет тусклый и примятый человек. Ирония судьбы!
Он грустно улыбнулся и хлопнул дверью.
— Жалкий, нерешительный человек, — говорила о Семерихине Людмила Васильевна, расхаживая по своему кабинету перед Григорием Романовичем. — Представьте, я точно угадала, что думает о нем сын. Пытается острить, кривляться. Обыкновенный трусливый мещанин. Нашкодил и спрятался в свою конуру, самого себя боится. Между прочим, сказал, что мальчик живет в Ташкенте.
— Ага! Все-таки Средняя Азия? — воскликнул Григорий Романович. — Послать телеграмму родителям?
— Он не назвал ни адреса, ни фамилии.
— Сообщим в Ташкентскую милицию. Наверняка родители заявили об исчезновении сына. Пусть знают, что Юра у нас.
— Потерпите еще денек, может, Юра сам подскажет, как поступить.
В тихом, глухом углу двора группка ребят, среди которых Таня к несколько других девочек, сбились в кучу, тесно окружили Юру, который сидел на груде камней и читал вслух «Графа Монте-Кристо».
— «…Дантес затрепетал от радости. Он быстро съел суп и говядину, которую по тюремному обычаю обычно клали прямо в суп. Потом, выждав целый час, чтобы убедиться, что тюремщик не передумал, он отодвинул кровать, взял кастрюлю, всунул конец железной ручки в щель, пробитую им в штукатурке, между плитой и соседними камнями и начал действовать ею как рычагом. Легкое сотрясение стены показало Дантесу, что дело идет на лад. И действительно, через час камень был вынут: в стене осталась выемка фута в полтора в диаметре. Дантес старательно собрал куски извести, перенес их в угол, черенком кувшина наскоблил сероватой земли и прикрыл ею известку…»
— Ничего не выйдет, — перебил Юру Димка. — С такой техникой сто лет проковыряешься.
— Заткни свой граммофон, — грубо оборвал его вихрастый паренек, похожий на цыгана. — Чего понимаешь в этом деле?
— Не меньше твоего.
Ребята готовы были сцепиться. Но Юрка сам закрыл книжку и сказал:
— Димка прав. Какие-то кастрюли, черепки от кувшина, а стена вон какая толстенная, разве убежишь?
— Не отчаивайтесь, ребята, — сказала Наташа. — Я завтра выйду на волю, куплю в хозяйственном магазине веревку и переброшу через стену на это место.
— Завтра, завтра! — передразнил вихрастый. — А сегодня что будем делать?
— А ты кто такая? — сердито оборвал Наташу Юрка.
Все девочки дружно засмеялись. А белокурая Люся сказала:
— Не знаешь, кто такая Наташка? Она же артистка, из дому убежала в Москву, чтобы в кино сниматься.
— А почему здесь живет? — удивился Юра.
— На киностудию не приняли, а деньги все кончились, — пояснила сама Наташа. — Пошла на вокзал, хотела без билета уехать домой в Оршу и налетела на милицию.
— Наташу Ростову хотела играть? — засмеялся Димка. — Подходишь.
— На эту роль я опоздала. Да мало ли ролей еще будет, все равно стану актрисой, через год опять убегу.
— А теперь как же? — спросил Юра.
— Завтра папа приедет за мной.
— Везет же тебе.
— Ну и пусть. А веревку я вам куплю и переброшу через стену. Ждите после обеда.
— А деньги? — спросил Юра.
— Папа даст.
— У меня есть рубль. Возьми, пожалуйста. И письмо опустишь в ящик, я напишу, а то дома волнуются, ищут меня.
— И мое опустишь, в Курск напишу, — попросил Мишка. — Глупость я сделал и сгинул без вести, пускай знают, что живой.
— А может, этим ломиком продолбим? — предложил Мишка, показывая какую-то железяку, найденную во дворе.
Он размахнулся железкой и стал долбить стенку, которая совершенно не поддавалась ударам.
— Чепуха! — сказал вихрастый. — Один только стук. Читай дальше, Юрка. Интересная же книжка, может, какой другой способ вычитаем. Убежал же этот граф из тюрьмы!
— Убежал! — мечтательно подтвердил Юрка.
— Вот и читай.
Юрка раскрыл книгу, и ребята опять обступили его. Слушая Юркин голос, Димка враждебно смотрел на неприступную стену.
— «…Потом, чтобы не терять ни одной минуты этой ночи, — читал Юрка, — во время которой, благодаря случаю или, вернее, своей изобретательности, он мог пользоваться драгоценным инструментом, он с остервенением продолжал работу…»
Димка слушал и медленно скользил взглядом по гладкой каменной плоскости, поднимая глаза к зубчатому краю стены, за которым сверкало синее-синее небо.
В небольшом ресторанчике сидел Семерихин, пил водку и рассказывал своему сослуживцу, лысеющему полнощекому Николаю Павловичу Сугробину, историю своей жизни. Оба были изрядно выпивши.
— А ты подумал, что я свидание с бабой назначаю?
— Натуральная мысль, — хихикнул Николай. — Ты по этой части еще в институте славился.
— Доисторические времена. Исчезли юные забавы как сон, как утренний туман. Тяпнем еще по одной?
— Давай.
Они выпили, смачно закусили. Посмотрели друг на друга, будто давно не видались.
— А ты, брат, большие надежды подавал, — с грустью сказал Сугробин. — А что теперь?
— Да и ты в Кулибины метил. А что вышло? Сидим два гения в одной комнате с глупыми бабами и роемся в пустых бумагах.
Сугробин ничего не ответил, махнул рукой, стал ловить на тарелке закуску, стараясь поддеть ее вилкой.