Шум ветра

— А все через баб, — сказал Семерихин. — Если бы Ольга не ушла тогда от меня, не уехал бы я с рудников и теперь уже был бы главным инженером, ворочал бы большими делами. Не шуршал бы тут пыльными бумагами как канцелярская крыса.

— Бабы тут ни при чем, — махнул рукой Сугробин.

— То есть как ни при чем?

— В самом себе ищи вину, так честнее будет, ей-богу.

Сугробин наконец подцепил закуску, сунул в рот, засмеялся.

— А я вчера так и подумал: с бабой, мол, договаривается. Выходит, ошибся. Оказывается, сынок у тебя объявился. Неужели супруга станет возражать?

— Мне легче острый нож в собственное сердце воткнуть, нежели говорить с ней на эту тему.

— Что она у тебя, зверь какой?

— Кольку вон поедом ест, а как еще Юрку возьму? Много лет решаю эту задачу и никак не решу. Однажды взбрела в голову мысль, на охоте. Зарядил я ружье, сижу в кустах, жду лисицу. Ветер вдруг поднялся, завьюжило. И будто послышался писклявый Юркин голосок, зовет меня на помощь. Эх, думаю, жизнь моя горькая. А не разрядить ли ружьишко в собственную грудь? Хотел было так и сделать, да заяц, проклятый, помешал.

Сугробин осуждающе посмотрел на Семерихина.

— Это ты брось, выкинь подобные мысли из головы. Хватит, шабаш!

Он отодвинул тарелки, встал из-за стола.

— А может, не в жене твоей дело? Себя еще раз спроси. Стареем мы, брат, а дети растут. Пора нам умнеть, побесились — и будет.

— Нет, ты послушай, что я скажу. Перед тем как жениться второй раз, я ездил к Юрке в Ташкент. Жарища была страшенная…

И Семерихин подробно рассказал, как было тогда.

Он шел по ташкентской улице с чемоданчиком в руках. Остановился у калитки незнакомого дома, стал смотреть через ограду в сад, где на качелях качался мальчик лет семи. Это был маленький Юра.

— Подойти ко мне, мальчик, — поманил Семерихин. — Надежда Ивановна дома?

— Мамка! — закричал мальчик. — Тебя дяденька спрашивает.

На веранду вышла Надежда Ивановна. Увидела Семерихина, с испугом кинулась к Юре.

— Иди, играй, — подтолкнула она мальчика. — Беги в сад.

Мальчик убежал к качелям. Надежда Ивановна окинула Семерихина суровым взглядом.

— Зачем заявился? Детскую душу смущать? Ольгу не пожалел, так хоть сына оставь в покое.

— Не гони меня сразу, Надежда, выслушай, что скажу. Не изверг я.

— Да и не ангел. Откуда черти принесли?

— Я с миром, а ты сразу в штыки. Пойдем в дом, потолкуем.

Она пошла впереди, он последовал за нею.

Затем они сидели на веранде, мирно разговаривали.

— Как бы там ни было, а жить надо, — говорил Семерихин. — Решил я жениться. Колю, безусловно, заберем от бабушки, она уже старенькая, ей трудно. А насчет Юры хочу с тобой посоветоваться. Если тебе трудно, отдадим его в детский дом.

— Ни за что на свете! — запротестовала Надежда Ивановна. — Я никому не отдам Юру. Сестра перед, смертью просила меня заменить Юрочке мать, и я выполню ее последнюю волю.

— Ты так говоришь, будто он не мой сын.

— Он называет меня матерью. Я всю жизнь отдала ему. Ты можешь убедиться, что Юре у меня хорошо. Поживи у нас денька два, приглядись. Я тебе постелю в Юриной комнате, скажу ему, дядя, мол, в командировку из Москвы приехал. Только, смотри, ни словом, ни намеком кто ты.

— Да что уж там? Не враг я своему сыну.

На ночлег Семерихина устроили в комнате мальчика. Юре постелили на кроватке, а Семерихину поставили раскладушку.

Мальчик сидел за столом, рисовал в альбоме веселые рожицы. Карандаш бегал по бумаге легко, озорно.

Семерихин внимательно разглядывал комнату. Все здесь было просто, аккуратно, уютно. Над столиком висела полочка с книгами, на тумбочке стоял будильник и репродуктор. На полу стояла лошадка-качалка, лежала коробка с конструктором и две-три заводные игрушки.

— Богато живешь, — сказал Семерихин. — Игрушек у тебя как в магазине.

— Мамка накупила. И дядя Кира приносит.

— Кто? — насторожился Семерихин.

— Дядя Кира. Он доктором в маминой больнице работает.

— А-а.

— Хотите, нарисую ваш портрет? — предложил мальчик. — Сидите смирно, не мотайте головой.

Он перевернул листы альбома, приготовился рисовать на чистом листе.

— Не шевелитесь.

Семерихин откинул голову, сидел неподвижно.

Посматривая на лицо Семерихина и на альбом, мальчик старательно рисовал.

С листа бумаги проглядывало лицо, похожее на Семерихина, с удивленным взглядом и большими ушами.

— Похож! — восхищенно сказал Семерихин. — Да ты художник. В семь лет так рисовать, надо же!

Семерихин одобрительно и с нежностью смотрел на сына.

— И читать умеешь? — спросил он.

— Ага. Вон сколько у меня книг. А эту на день рождения подарили.

Мальчик достал с полки книгу, стал громко читать:

«Жили себе дед да бабка, была у них курочка Рябка, нанесла она яиц полное лукошко, да еще немножко…»

— А здесь что написано? — взял Семерихин другую книгу с полки.

— Бременские музыканты, — прочитал мальчик.

— Грамотей! — одобрил Юру Семерихин. — В шахматы умеешь играть?

— У меня их никогда не было, где мне научиться?

— А я прихватил с собой. Хорошие шахматишки.

Семерихин полез в чемоданчик, достал шахматы, завернутые в бумагу и перевязанные шпагатом, он только теперь купил их в магазине.

— Бери насовсем.

— Спасибо, дядя.