Шумеры. Первая цивилизация на Земле

Он коснулся его, тот не встает,
Он говорит с ним, тот не отвечает,
«Тот, кто спит, тот, кто спит,
Гильгамеш, повелитель, сын Куллаба,
Как долго продлится твой сон?
Страна потемнела, она полна тенями,
Сумерки принесли этот тусклый свет,
Уту ушел с поднятой головой к своей матери Нингаль,
О Гильгамеш, как долго продлится твой сон?
Пусть же сыны города твоего, что сопровождали тебя,
Не стоят, ожидая тебя, у подножья горы,
Пусть мать, что тебя родила, не придется вести на площадь».

Он внимательно осмотрелся,

Укрывался «геройским словом», словно одеждой,
Он натягивал себе на грудь в тридцать шекелей одеянье, что носил на руке,
Поднимался на «великой земле», словно бык,
Пыль глотал, зубы чернил землей:
«Жизнью Нинсун, жизнью матери, давшей мне жизнь,
Святым Лугальбандой, отцом моим, [клянусь]
До тех пор, пока я не уничтожу того «супостата», будь он человек,
До тех пор, пока я не уничтожу его, будь он богом,
Не обращу назад в город стопы, что направил в «страну» я».

Верный слуга возопил, хватаясь за жизнь,

Говорит своему господину:
«Господин, ты не видел его, не напуган,
Я, который видел его, перепуган,
Воин, зубы его драконьи,
Лик его – львиный лик,
Рык его – бурного водопада,
От его пожирающей заросли пасти никто не ушел,
Господин мой, иди же в страну,
Я в город направлюсь,
Расскажу твоей матери о славе твоей,
Пусть она рассмеется,
Расскажу ей о смерти твоей,
Пусть горькие слезы прольет».
«По мне пусть не умрет другой,
Груженый не затонет челн,
В три складки будет цел отрез,
Не сбросят никого со стен,
Дом и лачугу не спалят,
Так помоги ж мне, я – тебе,
Случиться с нами может что?
Когда утонула, когда утонула,
Когда утонула лодка Маган,
Когда утонула лодка «Сила Магилум»,
Все живое вселилось в «ковчег жизни»,
Пойдем же вперед, мы не станем смотреть на него,
Если, когда мы пойдем вперед,
Будет страх, будет страх, прогони его прочь!
Будет ужас, будет там ужас, гони его прочь!»

«Как сердце твое пожелает! Что ж, двинемся в путь!»

Еще не приблизились они на расстояние в четверть мили,

Хувава стоял у своего кедрового дома,
Глаз приковав к нему, глаз смерти,
Потрясал на него головою, позолоченной головою,
Против него издал ужасающий крик.
Гильгамеш – поджилки его и ноги его задрожали,
Стало страшно ему,
Не свернул он с намеченного пути.

Поднялся он (Хувава) на громадные лапы в когтях,

Он метнулся туда и сюда,
«Густогривый, что носит одежды улухха,
Царственный, восхищенье богов,
Гневный бык, неотступный в бою,
Кем горда мать, что дала рожденье тебе,
Кем горда няня, что кормила тебя у себя на коленях,
Не страшись, дотронься рукой до земли».

Гильгамеш не коснулся рукою земли, говоря:

«Жизнью Нинсун, жизнью матери, давшей мне жизнь,
Святым Лугальбандой, отцом моим,
Ты знаешь неплохо, кто живет в «стране»
Для маленьких твоих ножек сшил я маленькие сапожки,
Для больших твоих ног сшил большие я сапоги».

Он (Гильгамеш) сам повалил первый (ствол),

Сыны города, что сопровождали его,
Сучья срубили, связали их вместе,
Сложили к подножью горы,
Сам справившись с (кедром) седьмым, подошел он к хоромам,
Прижал его к стенке, как залезшую в вино змею,
Дал пощечину, словно поцеловал,
Вдел ему в рыло кольцо, как пойманному волу,
Веревкой связал ему руки, словно плененному воину.

Хувава – зубами стучит,

Схватил Гильгамеша-владыку за руку.
«Я хотел бы сказать слово Уту».
«Уту, не знаю я матери, что меня родила,
Не знаю отца своего, который меня зачал,
«Страна» меня родила, ты меня зачал».
Он заклинал Гильгамеша Небом, Землей, Миром
Загробным, Брал его за руку, перед ним унижался.

Царственный Гильгамеш – в сердце проникла жалость,

Говорит Энкиду, своему слуге:
«Энкиду, пусть пойманная птица домой улетает,
Пусть воин плененный вернется на материнскую грудь».

Отвечал Энкиду Гильгамешу:

«Высочайший, которых не судят,
Рок поглотит, Рок, что знает отличья.
Если птица, что поймана, возвратится домой,
Если воин плененный вернется на материнскую грудь,
Ты уже не вернешься в город твоей матери, давшей рожденье тебе».

Говорит Энкиду Хувава:

«Наемник, голодный, от жажды страдающий,
подобострастный, Зачем говоришь ты дурно ему обо мне!»

И только он это сказал,

Энкиду, во гневе, отсек ему шею,
Бросил в дорожный мешок,
Принесли они это Энлилю,
Открыли дорожный мешок, вынули мертвую голову,
К ногам положили Энлиля.

Взглянул Энлиль на Хувавы мертвую голову,

Разгневался на слова Гильгамеша:
«Вы зачем так себя повели?
Так как руку подняли вы на него,
Так как имя его разрушили,
Да палит огонь ваши лица,
Да сжирает огонь вашу пищу,
Да пьет огонь вашу воду!»