Шура. Париж 1924 – 1926

– Ты не виноват, Ален. Я не виню тебя, правда. И, если бы ты мог развестись с женой, мое решение от этого не изменилось бы. Я бы попросту чувствовала большую ответственность перед тобой, и мне было бы тяжелее открыть тебе свое сердце. Я думаю, так будет лучше.

– Ты ведь знаешь, насколько сильно я хочу жениться на тебе.

Шура поднялась с места и встала напротив Алена. Они застыли на расстоянии вытянутой руки, так близко, что могли запросто обняться, но каждый понимал – теперь между ними распростерлась бездна. Последнее предложение, произнесенное Аленом, словно оттолкнуло их сильнее. Невидимая сила выстроила между ними стену и обозначила духовный разрыв, болезненный и невыносимый. Шура вспомнила, как страстно они с Сеитом занялись любовью на прощание. Возможно, зная о том, что впереди неминуемое расставание, они с Аленом тоже могли бы насладиться друг другом в последний раз, наполняя воспоминаниями души и сердца. Но Шура знала, что этого не случится. Ее любовь и прощание с Сеитом навеки принадлежали только им двоим. С Аленом все складывалось иначе, все. Каждый союз заслуживал своего расцвета и увядания. Особенно такая нежная любовь, которая сложилась у них. И если уж любви суждено завершиться, то в этой разлуке не было ни покидающего, ни покинутого. Каждый, в своем собственном смысле, становился и тем и другим.

Раздумывая над этим, она не могла не подумать об Алене: а что чувствует он? Шура протянула к нему руки. Его ладонь была ледяной, но он не отступил в страхе снова обрести надежду на любовь, а на мгновение сжал руки любимой женщины.

– Ты простишь меня? – спросила Шура.

– Мне не за что тебя прощать. Я не держал тебя силой. Я всегда пытался понять тебя, твою жизнь и твои мечты. Если бы я сумел разгадать тебя, возможно, этого разговора бы не было. Но ты настолько скрытна и настолько прячешь свое прошлое, что мне так и не удалось это сделать. Я не смог стать частью твоей жизни. Может быть, стоило вести себя настойчивее…

– Поверь, ты ничего не мог сделать. Такая уж я. Жизнь научила меня защищаться. Не вини себя, прошу. Ты сделал все для того, чтобы я была счастливой. Я никогда не забуду покой, который подарила мне твоя любовь.

– Покой? – улыбнулся он. – Если бы я подарил тебе покой, ты бы не ушла от меня.

– Я говорю о безопасности, Ален. Ты дал мне ее. Но мой внутренний голос звал к другой жизни.

– Можешь хотя бы рассказать мне какой?

Шура на мгновение замерла, боясь ранить мужчину еще сильнее.

– Внутренний голос зовет к жизни, в которой я буду не просто счастлива, а очень счастлива.

Ален отдернул руку и отошел к окну. Очевидно, он больше не хотел стоять к ней лицом к лицу.

Шура знала, что ее слова обидели его.

– Ален… – Она подошла к нему и снова коснулась его руки. – Поверь, я могла бы провести так всю жизнь, но не хочу. Это не для меня. Мне нужна страстная, пылкая любовь. Только тогда я чувствую себя счастливой. Я боюсь, что в противном случае тебя ждало бы сплошное разочарование, однообразный, пресный союз.

– Ты даже не захотела попробовать, Шура.

– Разве тебе не было бы больнее, если бы ты прошел через такую несправедливость? Ты собирался порвать со своей женой. Возможно, тебе бы пришлось реже видеть детей, и все ради чего? Ради женщины, которая не сможет дать тебе любовь, которую ты заслуживаешь… – Шура на мгновение умолкла и погладила его ладонь. – Ален, ты слышишь меня? Я не имела права причинять тебе такую боль. Теперь у тебя есть шанс жить так, как ты хочешь…

– Что ты будешь делать? У тебя есть план? – внезапно спросил Ален. Его вопрос ошарашил ее.

– Я поговорила с Ириной Романовой. Она добавит мне часы.

– Хочу помогать тебе, пока ты не наладишь свою жизнь.

– Я тебе очень благодарна, Ален, но в этом нет необходимости. Думаю подработать моделью.

– В таком случае хотя бы не съезжай из этой квартиры.

Шура понимала, что весь вечер давала отрицательные ответы на все предложения своего теперь уже бывшего мужчины, и приложила все силы к тому, чтобы смягчить очередной отказ.

– Ален, я уверена, что ты сказал это совершенно искренне, и, останься я здесь, не буду у тебя в долгу. Но такой поступок поставит под сомнение мою веру в то, о чем я говорила сегодня вечером.

– О чем ты?

– Я о своем желании начать новую независимую жизнь. Как Александра Верженская. Мне это нужно.

– Хорошо… И куда ты пойдешь? В том эмигрантском гетто ты не выживешь.

Она мягко улыбнулась. «Поверь, Ален, ты не представляешь, в каких условиях мне доводилось жить», – хотела сказать она, но промолчала.

– Я справлюсь, не волнуйся, – сказала Шура. – Побуду у Люсии, пока не найду новое место. Она все равно большую часть времени проводит в Америке. Я не доставлю ей неудобства.

– Ты уже договорилась с ней? – с сомнением спросил Ален.

– Люсия заходила сегодня, она только вернулась. Для нее это тоже стало сюрпризом.

– Ладно, – пробормотал мужчина. – Это уже ничего не значит. Ты приняла решение, и все будет так, как ты хочешь. Я не могу тебя принуждать.

На мгновение он замолчал, не решаясь говорить дальше, а затем, мягко коснувшись плеча Шуры, продолжил: