Шура. Париж 1924 – 1926

Аристократы и аристократки, которые, как и в Стамбуле, брались здесь за любую работу – шили, вышивали, гладили, служили моделями и таксистами, – начали беспокоиться о том, что их личность раскроется и большевики убьют их. Они не ощущали принадлежности ни к одной стране, и это чувство побуждало их вести скрытную жизнь, где каждый доверял друг другу. Здесь, в 7-м и 8-м округах Парижа, включавших в себя улицы Дарю, Пьер-ле-Гран и Нева, они пытались жить так, как жили в России. Переселенцы не хотели мириться с судьбой, а поэтому учили своих детей русской литературе, философии и старались воспитывать их в родной культуре. Кроме того, организовывались вечерние кружки, где взрослые могли обучиться инженерии и торговле.

Больше всего рабочих мест на парижских автомобильных заводах занимали белые эмигранты. Советы искореняли капитализм, а эмигранты с особым рвением вливались в рабочий класс – даже если эта работа не имела ничего общего с их прежними навыками. После окончательного поражения белогвардейцы, бежавшие в Стамбул, на Принцевы острова, в Болгарию и Сербию, стали столь необходимой молодой рабочей силой, которой не хватало Европе после войны. Французское правительство с большой охотой приняло волну переселенцев, а те, в свою очередь, с благодарностью приняли предоставленную им работу и самоотверженно трудились. Никто не жаловался на жизнь. Однако к женщинам, которые, как считали французы, не могли трудиться на фабриках и заводах, новая страна не была столь благосклонной. Большинство рабочих-белогвардейцев были мужчинами. Только в Булони, индустриальном районе Парижа, на заводе «Рено» трудились десять тысяч молодых эмигрантов.

Те из них, кто на Родине был известным писателем, художником или музыкантом, днем занимались черной работой, чтобы прокормить семью, а по ночам возвращались к романам, картинам и фортепиано.

В качестве своих символов белые эмигранты выбрали бело-сине-красные цвета царского флага как противовес красному флагу СССР, что полностью соответствовало их убеждениям. Некоторые организации, основанные переселенцами, использовали бело-голубые цвета императорского флота. То, что они могли пользоваться символом своей страны только вдалеке от нее, стало для них болезненной реальностью.

Большинство из них полагало, что вне зависимости от того, где они находятся и какой работой занимаются, они должны всегда быть готовы к мобилизации против Советского Союза. Эту борьбу они считали необходимой для того, чтобы их Родина избавилась от большевиков, что особенно подчеркивал генерал Врангель. По его словам, борьба за Россию еще не закончилась. Она просто приняла иные формы. Важно, чтобы каждый белый эмигрант, вернувшись на Родину, мог ответить на один простой вопрос: «Что я сделал для своей страны, пока был в изгнании?» Им казалось необходимым выражать свой протест и защищать свои собственные ценности, и каждый из них отнесся к этой задаче с большой ответственностью. И хотя советская власть загнала их в угол, белогвардейцы оставались привержены монархии и очень осторожно гнули свою линию, не нарушая с трудом достигнутого баланса.

Для того чтобы освободить Родину, белые эмигранты действовали не только в культурной, социальной и религиозной сферах. Бывшие офицеры делали все возможное, чтобы поднять соотечественников на борьбу с советской властью. Они знали, что всегда нужно быть готовыми к броску. Но их настойчивость, особенно в военной сфере, уже сделала их мишенью НКВД.

Глава тринадцатая. Расстроенные жизни

Мюрвет, со слезами встретившая новость Сеита о том, что тот подал заявление в «Легинатс» для эмиграции в Америку, понимала, что он не простит ей решение остаться в Стамбуле. Однако у нее на то была своя причина – она снова забеременела и не знала, как сказать об этом мужу. Последнее, что им нужно сейчас в жизни, – это второй ребенок. Кроме того, каждое утро она с тревогой искала рядом с собой Сеита, боясь, что тот не вернется с работы вовремя или вовсе от нее уйдет. Она злилась на себя за такое поведение, но ничего не могла с ним сделать. Ей не хватало смелости. Мюрвет не могла присоединиться к мужу в его поездке за границу, она ревновала его к прежней возлюбленной, и эта ревность мучила ее. Она злилась на Шуру за то, что та могла, не раздумывая, согласиться на авантюру Сеита. Возможно, если они попадут в квоту на переселение в Америку, то муж бросит ее. Но даже если он и останется, то никогда не простит ее. И зная все это, Мюрвет понимала: она должна как можно скорее сообщить ему о второй беременности, даже несмотря на то, что реакция Сеита может оказаться непредсказуемой.

Ответ на заявление Сеита пришел быстрее, чем он ожидал. В начале января 1926 года его вызвали в офис «Легинатса», чтобы дооформить документы. Ему очень повезло. У Сеита по-прежнему оставалось два варианта – попытать удачу и согласиться или отказаться от предложения. Назад пути не было, что бы он ни решил.