Шура. Париж 1924 – 1926

Когда Шура дописала письмо, время перевалило за полночь. Сперва она хотела добавить Тине сноску о том, что они начали сближаться с Борисом, но потом передумала. Сначала следовало удостовериться в серьезности его намерений. Она не понаслышке знала о том, насколько сильно может разочаровать неудавшийся союз. Время от времени поглядывая в окно на стучавший о стекла проливной дождь, Шура перечитывала письмо. Ей уже давно хотелось спать, но сердце требовало написать еще. Написать маме, Нине, Кате… друзьям детства, няне Пелагее; написать своей Родине, отчему дому, кисловодским деревьям; написать Нарзанской дороге… Слезы закапали на плотную бумагу. Как же сильно Шура скучала по всему этому! Она знала, что слезы ей не помогут. Слезы не вернут ей близких. Все смешалось в памяти – люди, места, дома – и растворялось во времени. Как говорил Бунин, ради свержения царя большевики разрушили и великий дом, и благословенные труды, и память о прошлом.

Внезапно Шура поняла, что, даже если она когда-нибудь и встретится с близкими, живущими в России, она никогда не сможет навестить тех, кто там похоронен. Интересно, что случилось с семейными могилами? Кто жил в их доме? Что стало с деревьями в саду? Шура чувствовала себя полностью оторванной от Родины, и это рождало в ней сразу два разных настроения. С одной стороны, она научилась избавляться от страданий, тянувшихся из прошлого, научилась не надеяться на добро и не разочаровываться в безвыходных ситуациях, а с другой – ее тело и душу наполняла огромная пустота, которую подпитывала простая истина – эта тоска продлится до самой смерти, и ничто не усмирит ее. Оставалось лишь, гордо подняв голову, смотреть в будущее и, повинуясь внезапным дуновениям ветра судьбы, следовать зову сердца.

Если бы только ее семья собралась вместе! Тогда все сразу пришло бы в норму. Однако Гриша Семенович молчал. Они не виделись с того самого вечера в Бийанкуре. Возможно, Гриша сам выезжал в Россию за людьми и поэтому молчал. Но тогда зачем ему Надежда Михайлова? Может, она просто агент под прикрытием? Или, возможно, они работают сообща? Шура перебирала варианты, а вопросов становилось только больше.

Но наступила ночь, и молодая женщина отправилась спать. Проснулась она от настойчивого звонка телефона.

– Алло?

– Александра Верженская?

Узнав знакомый голос, Шура затаила дыхание.

– Доброе утро, Гриша Семенович!

– Доброе утро! Надеюсь, я вас не разбудил.

– Ничего страшного. – Шура почувствовала, как ком подходит к горлу. – Извините, я очень волнуюсь. У вас для меня хорошие новости?

Гриша молчал, и это дало Шуре понять, что так просто она своих ответов не получит.

– Я бы хотел сказать, что да, но предпочту объяснить при встрече. Вы сейчас свободны?

– Прямо сейчас?

– Да, если возможно.

Она быстро просмотрела свой график и ответила:

– Да, мы можем встретиться прямо сейчас.

– Как насчет раннего завтрака в «Кафе-де-Флор»?

Шура есть не хотела, ей не терпелось узнать новости.

– Я уже одеваюсь и скоро выхожу.

– Я бы мог заехать за вами, но сейчас я на другом конце города и доберусь до вас только через два часа. Будет лучше, если мы встретимся на месте.

– Да, – согласилась Шура. – Будет лучше, если мы увидимся там.

– Тогда до встречи.

– До встречи.

Пока Шура умывалась и одевалась, время, казалось, замедлило свой ход. Вопросы, мучившие ее вчера, давали о себе знать с новой силой. Очевидно, у Гриши есть новости, которых она совсем не ожидает. На мгновение ей показалось, что все так сложилось из-за того, что она слишком много думала о плохом. Быть может, если бы она не так часто перебирала в уме все это, ответ был бы положительным. Да и к тому же кто знает, насколько актуальны новости Гриши? Вести из России нынче ползли со скоростью улитки.

Всю дорогу она думала о том, что за несчастье могло случиться с ее близкими, если бы советская разведка узнала о ее планах. От переживания у Шуры разболелась голова и потянуло желудок. Она с трудом сдерживала слезы.

Такси высадило ее на перекрестке бульвара Сен-Жермен и улицы Сен-Бенуа. И дойдя до «Кафе-де-Флор», Шура осознала, что от волнения забыла в таксомоторе свой зонтик.

Гриша пришел почти одновременно с ней и стоял на пороге кафе. Увидев ее, он раскрыл свой зонтик и подбежал к ней.

– Доброе утро! – Он протянул ей руку и улыбнулся. Улыбка казалась искренней, но усталой и вымученной.

Они вошли в кафе и сели за угловой столик. Дождь и холод, царившие снаружи, словно насквозь пронизывали душу Шуры. В надежде немного согреться она заказала какао с молоком и круассан.

– Мне как обычно, – сказал Гриша подошедшему к ним официанту.

В любое другое время Шура попыталась бы угадать, из чего состоит обычный завтрак мужчины – такое упражнение помогало ей разгадать характер человека, – однако сегодня это ее совсем не интересовало. Она внимательно рассматривала лицо Гриши, надеясь, что тот скоро заговорит.

– Еще раз прошу прощения, Александра Верженская. Если бы я не был занят, то правда заехал бы за вами.

– Не переживайте, пожалуйста. Все хорошо.