Шуруп

Самыми крупными узлами из необкатанных служили артефакты с каталожными кодами FS-40472. По-хорошему, им полагалось выполнять роль связующих ферм между корабельным жилым модулем и тремя двигательными установками, и на первый взгляд они к подобному использованию вполне годились: система капиллярных сцепок венчала эти колонны-фермы с обоих торцов, а капиллярные сцепки, пусть и на артефактах меньших размеров, успели зарекомендовать себя, как узел надежный и простой. С другой стороны, Виталия насторожил тот факт, что пару сцепок совершенно незачем было связывать трехметровой фермой – хватило бы и вшестеро меньшей. Разнос дюз от центральной курсовой оси с инженерной точки зрения тоже особого смысла не имел, поскольку инопланетная система управления движками синхронизировала тягу филигранно, иного слова не подберешь.

Потом оказалось, что на самом деле все еще интереснее.

Жилой модуль на «Гиацинте» был действительно общий, зато пилотских кабин было аж три, по одной в общем корпусе с каждым двигателем. Стало быть, и переход из жилого модуля в каждую кабину наличествовал, и каждый из этих переходов, в свою очередь, был усилен аж тремя фермами FS-40472. И вся эта каракатица в конечном итоге имела весьма приличную аэродинамическую форму и на первый взгляд вполне подходила для полетов в атмосферах земного типа. Единственная незадача: переход из кабин в жилой модуль и обратно в условиях атмосферного полета крайне не рекомендовался. В космосе – пожалуйста, хоть целый день туда-сюда шастай, словно мышь по трубочному лабиринту. А вот в атмосфере лучше оставаться в кабине, да пристегнутым.

Задумчиво почесав макушку, Виталий попытался сообразить, зачем вообще было запускать в производство мультихалл, адаптированный под атмосферные режимы, и, по правде говоря, ничего придумать так и не смог. Для работы в атмосферах вполне хватало стократ проверенных глайдеров типа того, на котором они с Терентьевым улетели из училища на матку. Надо в космос – пусть там матка и торчит. Надо в атмосферу – отстегнулся на глайдере, слетал и вернулся назад на матку. Или на штатную посадочную площадку полка, если в космос больше не надо. Конструирование же кораблей, подобных «Гиацинтам», в целом напоминало бесплодные попытки скрестить ежа и ужа.

Виталий пожалел, что ранее поленился выудить побольше сведений о «Гиацинтах», ведь тогда не пришлось бы сейчас напрасно ломать голову и удивляться.

Справедливо решив, что задаваться вопросом «зачем?» уже поздно, Виталий решил исходить из факта, что флоту все-таки зачем-то понадобилась подобная машина. Тем более что началась его вахта и пришлось отвлечься.

Струнник давно уже шуровал в маршевом режиме. Жизнь текла по восьмичасовому циклу: вахта – изучение материалов в кабинете – сон. На вахтах было скучновато, но Терентьев запретил в это время читать рабочие материалы, и это было, в общем-то, правильно: надо же следить за жизнеобеспечением. Хрен его знает эти струнники, отвалится какой-нибудь кабель или крепежная тяга…

Впрочем, нет, это Виталий уже беспочвенно фантазировал. Не отвалится.

Зато на камбузе он предавался фантазиям просто-таки с оголтелым энтузиазмом. Кухонная автоматика была, понятное дело, проще и скромнее, чем в циклопической столовой училища, но программ к ней прилагалось – за несколько лет все не испробуешь. И если Терентьев в свои вахты особо не изощрялся насчет меню, то Виталий старался следовать принципу: «Чем незнакомее блюдо, тем лучше». Терентьев хмыкал, но не возражал и обычно пробовал плоды экспериментов Виталия с нескрываемым любопытством.

На Силигриме струнник пробыл недолго: ровно столько, чтобы сошла часть пассажиров и были сняты силигримские грузы. Виталий с Терентьевым никакой разницы с полетом не ощутили, а о финише первого этапа узнали только по диспетчерским сводкам. Через несколько часов струнник ушел на второй этап, к Ийе.

От Силигримы до Ийи было ближе, чем от Солнца до Силигримы, и по этой струне звездолеты обычно добирались до цели быстрее, хотя опять же не всегда – примерно в девятнадцати случаях из двадцати. Так случилось и на этот раз: второй этап перелета оказался почти на двое суток короче. Высадка, разгрузка – все, как и во время первой остановки. И дальше. На этот раз до конечного пункта – Лореи.

До Лореи добирались еще семь с половиной суток; Виталий успел достаточно хорошо изучить «Гиацинты» (насколько это вообще было возможно по схемам и прочей документации) и вволю поразмышлять о причинах катастрофы. Терентьев ему никаких вопросов не задавал и никакими предположениями не делился, видимо, полагая, что без работы на месте это делать бессмысленно.

Скорее всего, Терентьев был прав. Виталий вообще подозревал, что убеждаться в правоте мастера ему придется каждый день не по одному разу – и не только по работе. Единственный оперативник R-80 в избытке имел то, что напрочь отсутствовало у Виталия, – опыт. Четырнадцатилетний опыт работы.