— Не знаю, — покачал головой Мик. Он на самом деле никогда не думал об этом. Что толку мечтать о несбыточном? Он привык жить одним единственным днём. Ведь завтрашний может и не наступить. — Наверное, пойду посмотрю, как живут люди у других князей в больших городах. Шутам везде почёт. — Он хмыкнул.
— И что, ты никогда не хотел оставить свои дурачества? — Снова презрение в голосе, даже слишком явственное. Но Мик не обижался. Да, он — дурак, и никто его никогда всерьез не принимал, даже, пожалуй, князь. Он давно привык к этому.
— Зачем? Каждый должен делать то, что умеет лучше всего. Если я умею смешить людей, что в этом плохого? Шуту никогда не быть ни учёным, ни воином, ни князем.
— Тебе нравится, что все над тобой смеются и считают тебя дурачком? — Голос его жены дрожал. Ненависть? Злость? Презрение? Мик не знал. Но она вся была как огонь — яркая, вспыльчивая и красивая.
— Нравится? — Он помолчал немного, размышляя. — Нет, пожалуй. Но с чего ты взяла, что меня только лишь считают дурачком? Может быть я в самом деле безумен и глуп?
Он осторожно повернулся к Нири, так чтобы не упали шубы, под которыми сохранялось тепло и внимательно посмотрел на неё. Наверное, слишком пристально и внимательно, слишком дерзко. Шут не должен так смотреть, а раб тем более. Но дело в том, пожалуй, что Мик никогда не считал себя рабом, хоть и не мог никуда пойти без воли князя. Да не больно то и хотелось. Он ничего не знал, кроме княжьего замка, а дальше этой деревни никогда не выходил. Он мог бы уйти, вопрос куда. И вот сейчас, глядя на Нири, которая, не выдержав его взгляда, отвернулась, вдруг поймал себя на мысли, что готов уйти.
Нири
Шут смотрел на неё так внимательно и пристально, что она смутившись, опустила глаза. Казалось, этот взгляд проникал прямо в душу, словно он знал всё, не требуя ответа. Как он сказал — вдруг он и впрямь дурачок? Не может быть такого взгляда у дурачков. Ясные, голубые как летнее небо, глаза шута и его внимательный взгляд пугали и одновременно завораживали. И всё же, теперь, пожалуй, она его больше не боялась.
Интересно, что это за камень, который спас их этой ночью? Нири попыталась отвлечься от странных мыслей и подвинулась ближе к камню, протягивая вперёд руки и греясь как над очагом. Сколько секретов, оказывается хранит шут и его одежда!
От камня исходило тепло, такое обволакивающее, оно горело и грело и размаривало и хотелось свернуться клубочком здесь возле этого камня, на ледяном полу, и уснуть, забыв о всех тревогах. Слишком долго она не спала. И слишком тяжело это было.
Кажется, она всё-таки задремала, потому что очнулась от голоса шута.
— Скоро рассвет!
Она вздрогнула, увидев что прислонилась спиной к шуту, а голову почти склонила ему на плечо. Сердце забилось. Вновь на секунду стало страшно. Нири отшатнулась и вскочила на ноги, роняя шубу. Но шут даже не повернулся к ней, только отодвинулся, давая ей встать. Нири выдохнула, страх потихоньку отпускал, а ледяной зал был залит призрачным светом занимающегося дня.
И вправду, уже почти рассвело. Скоро, значит, князь придёт за ними. И отпустивший, вроде бы, страх, снова сжал сердце ледяными тисками. Она вспомнила князя, его отвратительный взгляд, его мерзкую усмешку, и стало страшно. У неё не было до сего дня времени бояться, и вот сейчас, страх накатил с внезапной силой.
И словно подтверждая её страх за дверью послышались шаги. Нири обернулась, ища глазами шута. Он вскочил с пола, напяливая на голову свою дурацкую шапку с бубенцами, поднял с пола камень, согревавший их всю ночь и запихнул в карман, потом кинул ей шубу.
— Держи, Нири, — и улыбнулся. Так, что вдруг стало теплее на душе. Не усмешка, не оскал, а добрая улыбка. И он назвал её по имени. Почему-то ей это понравилось.
А сам шагнул вперёд, вставая возле двери. Когда послышался скрежет замка, шут состроил самую дурацкую рожу и Нири даже передёрнуло. Показалось, что перед ней снова дурак. Сколько же у него масок?
Через мгновенье дверь распахнулась, впуская свежий воздух и первые солнечные лучи. На пороге стоял князь и его приближённые, а чуть поодаль толпился народ. Наверное, со всех окрестных деревень сбежались сюда посмотреть на невиданное развлечение.
— Шут! Живой! — Выдохнул князь. Изо рта его шёл пар, а на лице его промелькнуло изумление.
Живой! — Ахнула следом толпа. Кто-то даже задрал голову к небу, видимо зашептал молитву.
Мик шагнул вперёд, склонил голову, бубенцы на шапке громко зазвенели и весело проговорил:
— Как я мог замёрзнуть, ведь Вашекняжество сам одарил меня замечательной женой, да ещё и свободу пообещал?!
Кое-кто из придворных расхохотался, а Нири захотелось придушить шута. Зачем он говорит про неё? Теперь князь, даже если и забыл, снова вспомнить про её существование.
— Кстати, а где твоя жена? — Медленно повернулся князь, ища её глазами. — Неужто уморил? — И снова смешки.
Шут сделал шаг назад и вдруг схватил её за руку, да так неожиданно, что Нири не успела вырваться. Она, было, дёрнулась, но услышала на границе слуха шипение Мика:
— Тихо!