Шут и Иов

Естественно, Пушкин не обладал техникой индийских гуру открывать шлюзы и регулировать энергию Кундалини — зато он умел умирать. Первые же врачи (С. М. Лукьянов 1899 г.), ставший изучать смерть Пушкина, обратили внимание на то, что кровотечение не было остановлено, даже отказались от перевязки кровоточащих сосудов. Профессор С. С. Юдина в 1937 г. удивляется «отсутствию сердечных назначений». Наиболее полно обобщил и ввел новые ресурсы рассмотрения процесса «ухода» в 1970 г. Ш. И. Удерман.

Исходя из общепринятой версии о нормальной скорости пули, он, между прочим, удивляется, что «даже касательное соприкосновение» пули со стенками кишки вызвало бы ожог гораздо больший, чем с «грош», как описано у Даля, а вскрытие этого не подтвердило. Значит, нужно искать другую причину. Но все его дальнейшие расчеты именно лишний раз подтверждают железную логику «ослабленного выстрела».

Пушкин должен был умирать долго и определенное время. Он не мог умереть ни сразу, ни даже через несколько часов. «Ослабленная» пуля, войдя в живот в двух дюймах (5,08 см!) от передней верхней правой подвздошной кости, запустила механизм Кундалини, который убил бы Пушкина раньше срока, если бы он не истекал кровью. Феномен представлял собой нечто вроде ракеты, которая медленно поднимается, окутываемая «охлаждающей смесью».

Удерман сделал интересные замеры. По Далю, Пушкин потерял еще до дома (внешнее кровотечение) «несколько фунтов крови». Если взять 3—1134 мл крови (1 литр 134 гр) при общей сумме в 5 литров, Пушкин умер бы через несколько часов. Такое или даже большее количество и дал бы «настоящий выстрел». Остается 2 фунта — 756 мл крови. А вот после начинается лечение, которого не было.

Профессор Б. Казанский (декабрь 1936 г.) прямо указывает, что «лечили Пушкина из рук вон плохо. Никакой инициативы для спасения проявлено не было. Можно смело сказать, что если бы Пушкина не „лечили“ вовсе, то у него было бы вдвое больше шансов выжить. Все это настолько не похоже на мастерство Арендта 1820-х годов, что можно подразумевать, что в этом случае действовал не знаменитый врач, а царедворец». Но все же профессор Казанский не прав — у Пушкина вообще не было шансов выжить, т. к. врачи (а точнее, те, кто стоял за ними) «лечили», хорошо зная, чего они хотят и когда.

Внешнее кровотечение прекратилось, но внутреннее продолжалось, его не только не пытались как-либо остановить, но и сделали промывание желудка, что еще по анализу, сделанному Лукьяновым (1899 г.) «могло привести к крайней опасности». Арендт, лейб-медик царя сразу объявил, что Пушкин безнадежен, и все дальнейшее было связано лишь с обескровливанием человека, в котором поднимался змей Кундалини. Даль в «Записках о вскрытиях тела Пушкина» сообщает, что «в брюшной полости обнаружено не менее фунта черной запекшейся крови». Ш. И. Удерман, исходя из расчета, применяемого в судебно-медицинской практике — сгусток крови равняется 1/3 «живой» — делает вывод, что от внутреннего кровотечения Пушкин потерял еще 1,2 литра.

По Далю: «возможно, от повреждения бедренной вены». Но и вскрытие такого не показало, да при этом Пушкин умер бы еще на месте дуэли. Конечно, современные врачи предполагают более вероятные версии, но дело не в этом. Энергия «праны», неконтролируемо наполнявшая астральное тело Пушкина, превращая 7-слойный астрал в огромный резервуар энергии, мощно воздействовала на его изуродованный «корпус». Приведем краткую схему «угасания» Пушкина. 4–5 часов 27 января сильное кровотечение на месте дуэли; 5–6 часов (по дороге домой) тошнота, обмороки; дома, 18–19 часов тошнота, жажда. С 19 до 23 часов три раза приезжал и уезжал Арендт, встречаясь с царем; боль у Пушкина в животе усиливается; с 23 часов до 3 часов ночи боль нарастает. Пушкин кричит от боли, не в состоянии больше терпеть, прячет под одеяло оружие, собираясь застрелиться, Данзас замечает, отнимает[68]. Больной уже не в состоянии говорить, прощается.

Доктор Спасский так описал этот кризис: «Когда я оставил его руку, то он сам приложил пальцы левой руки к пульсу правой, томно, но выразительно взглянул на меня и сказал: „Смерть идет“. Он не ошибался, смерть летала над ним в это время. В 11 часов утра (28 января) я оставил Пушкина на некоторое время, простившись с ним, не полагая найти его в живых по моему возвращению. Мое место занял другой врач». Вдумаемся, домашний доктор Пушкина, с 7 часов вечера 27 января находившийся у постели больного, в момент, когда он был готов умереть, — решает удалиться?! И никто на это внимание не обратил! И что же происходит дальше? Очень быстро, через 1–2 часа он возвращается (даже по-настоящему отдохнуть за это время невозможно). Приходит доктор Даль, оставивший, как и Спасский, воспоминания об этих днях, появляется Арендт. Мы знаем всех врачей, находившихся около Пушкина или даже консультировавших первых, знаем и о них (больше или меньше).