Шут и Иов

Гроб уехал, пустой, разумеется, с жандармом. Было запрещено повторять отпевание на месте погребения. Существует предание (которое, как и слух, не вписывается в логику официоза), что колокола монастыря молчали, когда гроб ввезли в монастырь. Только в 1847 г. публика смогла прочитать, что Пушкин умер от раны, полученной на дуэли. Но неофициальная картина случившегося в конце концов осталась неизменённой до сих пор.

Стал распространяться в списках своеобразный сборник документов, относящихся к гибели Пушкина. «Служба» прекрасно знала психологию русского обывателя (не изменившуюся и ныне), сказанное официально, внешне и принималось, а то, что появлялось в «самиздате», бралось за истину. Уже 14 февраля 1837 г. возник самый ранний из известных сборников документов (такая скорость: компоновка 12–13 документов, часть которых была явно взята из архивов органов, говорит об источнике появления этих сборников) и «легализовался в обществе» через Вяземского. Они на многие десятилетия (!) стали единственной работой, освещающей дуэль и смерть Пушкина.

В тоже время Жуковский и генерал Дубельт осматривали пушкинские бумаги, и то ли это, то ли другое послужило причиной, так как Бенкендорф вел себя прямолинейно и грубо, но именно шеф полиции с этого времени стал постепенно «таять». Да так под март разболелся (ставили разные диагнозы), что уже считался безнадежным. Но вдруг стал поправляться, как ни в чем ни бывало. Об этой таинственной и очень близкой к кончине Пушкина болезни как-то странно совсем не писали (хотя бы в стиле — «так ему и надо»), а она имела к Пушкину прямое отношение.

Человек в астральном теле («тело желаний») остается одинаковым по темпераменту, внутренним реакциям, любви-ненависти, как и в физическом. Не удивительно, что Пушкин, в данном случае, обязанный питаться энергией других, решил «проучить» хама. Это кажется фантастикой, но эзотерические законы не дают другого истолкования этих фактов, внутренняя же логика здесь на лицо. Но до смерти, конечно, Пушкин дело доводить не хотел и, «зарядившись», успокоился, дав пережить генералу приближение смерти.

А дальше Пушкин этого бы сделать уже не смог. Ритуал Хеб-седа продолжался, а по египетским (синоним эзотерических) понятиям тело расчленялось. Английский египтолог Уэнрайт писал: «Тело надо было расчленить, ибо необходимо было уничтожить грешного человека, чтобы дать ему чистое и новое безгрешное начало, которое он приобретает в потустороннем мире при помощи богов». Немецкий египтолог Видеман, ученый широко осведомленный, считал, что встречающиеся в некоторых могилах поврежденные человеческие останки свидетельствовали о борьбе египтян с вампиризмом, об их вере в то, что умерший может превратиться в вампира и вредить живым. Вера в вампиризм была распространена у многих народов в Европе, в том числе и у славян. Чтобы обезвредить вампира, считалось необходимым отсечь у трупа голову. Но, выполняя ритуально расчленение, как освобождение его чистого начала, если человек был вампиром, освобождая его от этого качества.

По эзотерическим канонам Пушкин умер как «Кадош» — «великий избранник, посвященный в искупление за погрешения человечества». Время — апрель[74]. Очищение Кадоша и произошло в это время, голова была отделена. Но это было на 85-й день после смерти Пушкина. Произошел первый обратный шаг для ликвидации магической цепи.

23 апреля 1837 г. зачеркнуло 26 июня 1718 г.[75] Астральное тело Пушкина прекратило подпитку извне и как бы впало в «анабиоз» за счет накопления внутренних ресурсов.

Вскоре император Николай начал Большой круг: объезд всей европейской России — или магическое кольцо. С 31 июля 1837 г. по 2 декабря он проехал («инспектируя на местах») Псков, Динабург, Ковно, Вильно, Бобруйск, Киев, Одессу, Севастополь, Анапу, Поти, Кутаиси, Эривань, Тифлис, Владикавказ, Пятигорск, Ставрополь, Новочеркасск, Воронеж, Москва и возвратился в Санкт-Петербург.

А через несколько дней Зимний дворец загорелся.

Пожар

По воспоминаниям В.А.Жуковского, картина была уникальная: «Тогда вся громада дворца представила огромный костер, с которого пламя восходило к небу высоченным столбом под тяжелыми тучами черного дыма, то, волнуясь как море, коего волны вскакивали огромными зубчатыми языками. В этом явлении было что-то невыразимое, — дворец и в самом разрушении своем как будто неприкосновенно вырезывался со всеми своими окнами, колоннами и статуями неподвижною черною громадою на ярком трепетном пламени».