— Если у нас родится девочка, мы просто будем счастливы, правда? Пусть будет сколько угодно дочек, — сказал Эдин жене, — все-таки есть и радости в том, чтобы не быть маркграфом или королем.
— Ты не хочешь сына? — Аллиель удивилась.
— Хочу, конечно. Но и против дочек ничего не имею. Любимая, ты вышла за простолюдина, помнишь? Тебя никто не станет винить за то, что нет сыновей.
— Да, это хорошо, — согласилась Аллиель, — но я надеюсь, что хотя бы один будет. Ни одного сына — это ужасно! Видишь ли, я привыкла так считать! Немножко жаль, что в честь нашего сына не будут палить из пушек. Ну, немножко!
— Не расстраивайся. Я приведу тебе под окно барабанщика, и он сыграет приветственный марш…
Рай намекнул Эдину, что ему понравилась хорошенькая девушка, и то и дело исчезал надолго. Рагнара они вообще видели редко — маркграф завалил сына делами. Иногда, когда Аллиель была занята с Кальвией, Эдин уходил в ту, свою комнату, садился к столу и передвигал по шахматной доске фигуры. Просто чтобы подумать. Обо всем.
На четвертый день утром Эдин проснулся рано и подошел к окну. Моргнул, подумав, что померещилось…
Один или два корабля всегда виднелись на рейде, прямо напротив их окон. Но теперь кораблей стало необычайно много. Они тонули в туманной дымке и казались сном… или бредом. Но они были!
Эдин стал считать. Шестнадцать… восемнадцать… двадцать? Двадцать больших кораблей, целая флотилия?
Подзорная труба тут бы не помешала. Но и без нее Эдин, кажется, узнавал силуэты некоторых кораблей. Гринзальский флот! И его шерк тоже тут.
С какой стати гринзальский флот встал у берегов Кандрии? Что это может значить — войну? Что, если Сольвенна решила таки напасть внезапно, до прихода больших зимних штормов?
Так или иначе, что-то случилось.
Эдин бросился в комнату Рая и потряс его за плечо:
— Да просыпайся же! И посмотри!
Рай протер глаза.
— Ничего себе…
Секретарь маркграфа, которого они фактически вытащили из постели, был недоволен, но любезен.
— Все в полном порядке, милорды, — заверил он, — корабли здесь с разрешения его милости. Просто… просьба о временной стоянке, милорды. Не о чем беспокоиться, право же.
— Хорошо, если так! — пробормотал Рай. — Ну, дядюшка Верк! Предупреждать же надо!
Несколько часов спустя, когда они вчетвером, Аллиель, Кальвия, Эдин и Рай, вышли прогуляться до пляжа, на одной из парковых дорожек они встретили человека, который стремительно шел им навстречу. Невысокий и жилистый, лет тридцати, в мягком кожаном плаще поверх бархатного костюма и с длинным мечом у пояса. Эдин давно уже решил обзавестись подобным плащом перед поступлением на корабль — удобная вещь…
Человек сначала поприветствовал леди Кальвию, потом бросил взгляд на Эдина, и его следующий поклон уже был предназначен лично ему.
— Сама судьба столкнула нас, вероятно, милорд. Я командор Имар Левер, мне сказали, что вы пока не можете принять меня, но, надеюсь, что наша встреча состоится скоро?
— Вероятно, вы с кем-то перепутали меня, милорд, — пояснил Эдин, опомнившись от удивления, и тоже поспешно поклонился.
Командор Имар Левер? Второй командор флота Гринзаля?
— Вот как? — удивился тот, — тогда прошу меня простить, — и он поспешил дальше.
— Имар Левер, один из лучших морских командоров за последние сто лет! Его зовут Морским Лисом! — воскликнул Рай, — Это он разгромил целую флотилию джубаранских пиратов у мыса Сари пять лет назад, имея вдвое меньше кораблей, — его глаза заблестели. — Это он? И с кем же он тебя перепутал?
Эдин только пожал плечами. Кто знает, с кем его мог перепутать один из прославленных командоров гринзальского флота?..
А немного позже маркграф сам принес письмо.
— Наконец-то, я уже стал беспокоиться, — сказал он. — Держите, друг мой. И прочтите сначала один, не зовите жену, — он передал Эдину пухлый пакет с печатью.
На печати красовался вздыбленный конь.
— Это не от Графа? — воскликнул Эдин разочарованно.
— Я тоже удивлен. Но так или иначе, прочтите.
Аллиель с Кальвией вышивали в беседке и оживленно болтали. Эдин издали помахал им рукой и отправился к себе.
Он сначала настежь открыл раму окна, впустив в комнату холодный воздух, терпко пахнущий морем, сел к столу, отодвинул в сторону доску с фигурами, и сломал печать.
Письмо было большим, на нескольких листах, написанным ровным разборчивым почерком, причем явно — женщиной.
Опять — лорд Эдин…
Он заглянул в конец письма.
Эта фраза была более чем странной. Выражать преданность бывшему шуту наряду с преданностью королю?
Даже не смешно.
Вообще говоря, леди Мона в замке называла его только шутом, и никак иначе.
Леди Калани. Вздыбленный конь. Письмо, запечатанное семейной печатью — отнюдь не секретное послание…
И Эдин стал читать.