Шут и трубадур (СИ)

У барона была одна всепоглощающая страсть — охота, и он предавался ей с утра до вечера по много дней кряду, невзирая ни на погоду, ни на время года, ни на церковные праздники. Его замок протекал, как решето, и был любимым местом прогулок зимних ветров; его хозяйство, поддерживаемое усилиями нескольких слуг и самой баронессы, состояло из двух десятков кур, трех тощих коров и свиньи с поросятами; деревня с «его людьми» давно уже жила сама по себе, отделываясь двумя жалкими оброками — осенним и весенним, но барона Рэндери все это не беспокоило: он охотился.

В окружении шестерых сыновей, сызмальства обученных дуть в рог, орудовать копьем и держаться в седле, на могучих конях (самом дорогом, что было у барона), он целыми днями гонял по своим владениям и по владениям соседей вслед за визжащей и лающей сворой «чистокровных этлейских гончих», как Рэндери называл стаю цепких злых дворняжек.

Раз в три или четыре дня барон возвращался в замок, чтобы отоспаться и свалить там добычу; ее тут же обступали пять-шесть детей дворовых слуг, среди которых барон ни за что не узнал бы своего сына. Возможно, он был уверен, что заморыша уже нет в живых, а может, просто позабыл о его рождении.

Но «заморыш» жил и даже рос, хотя по-прежнему оставался маленьким и хилым — совсем не похожим на своих могучих братьев. Поэтому, и еще потому, что он был нежданным «последышком», младшего сына без памяти любила баронесса и баловала, как могла.

Так он и рос маменькиным сынком, пока однажды барон не вспомнил о его существовании.

В тот день, задержавшись в замке дольше обычного, Рэндери за ужином хватил слишком много вина и вышел вечером во двор прогуляться. Вместе со слугами там были трое его сыновей — они разделывали убитую дичь, пока их братья рыскали по окрестным полям, прихватив с собой «этлейских гончих».

Рядом с сыновьями барона бесцеремонно толкался какой-то маленький чернявый мальчик, трогал страшные клыки кабана, дергал за хвост оленя, и, содрогаясь от веселого ужаса, заглядывал в пасть волку. Потом малец вытащил из ножен младшего сына барона охотничий кинжал, а Оливье только мельком взглянул на него и отвернулся.

Барон наблюдал за наглым сопляком, возмущаясь все больше и больше, и наконец подошел, толкнул его ногой и прогрохотал:

— Чей это щенок? Как зовут?

Мальчик вздрогнул и спрятался за спину Оливье.

— Кристиан… — прошептал он оттуда.

— Это же Кристиан, отец, — подтвердил Оливье, и все удивленно закивали.

— Какой еще Кристиан?! — раздражаясь все больше, рявкнул барон.

— Ваш младший сын, мой брат, — исчерпывающе объяснил Оливье, и снова все закивали.

— Что?! Вот этот?! — нисколько не смутившись, воскликнул барон. — А ну, подь сюда!

Мальчишка нехотя вылез из-за спины Оливье, с опаской глядя на разгневанного великана. Баронские сапоги со шпорами, рог через плечо и ножи за поясом неудержимо притягивали его, а свирепый вид, заросшее бородой лицо и грозный голос — пугали.

— И это — мой сын? — вопросил Рэндери, волосатой лапой ухватив мальчишку за руку, тонкую, как лучинка. — Вот этот заморыш? И что мне с ним делать, скажите на милость? Вот Жеру достанется домен, из Эрвина, пожалуй, выйдет неплохой аббат, остальные станут славными воинами в чьей-нибудь дружине — ну, а это кушанье кому сгодится? Черт меня раздери, такими руками не удержишь даже зубочистку, не то что копье или меч!

— Не все же сразу, отец, — возразил Оливье. — Когда он  подрастет — тогда, пожалуй…

— Вот еще! — рявкнул барон. — Ждать, пока он подрастет, чтобы он опозорил наш род! Нет, только гляньте на этого недоноска… Лучше уж я сразу утоплю его в пруду!

И, не откладывая дело в долгий ящик, барон вскинул сына на плечо.

— Мама!.. — завизжал мальчишка, выронив кинжал и дрыгая ногами.

Но баронесса, должно быть, была в дальних комнатах замка и не услышала его вопля.

— Заткнись, щенок! — гаркнул Рэндери, широкими шагами устремляясь на задний двор.

Исполненные любопытства сыновья барона и слуги побросали все дела и побежали следом.

На заднем дворе был небольшой, но глубокий пруд, в котором купали и поили лошадей, а иногда здесь плавала стайка уток. Увидев, что отец тащит его к пруду, мальчишка взвыл еще пронзительнее и вцепился зубами в баронское ухо.

— А, ты кусаться, стервец! — заревел Рэндери, окончательно рассвирепев.

Оторвал от себя мальчишку и со страшным ругательством швырнул его на середину пруда.

Размах был так силен, что только полминуты спустя нахлебавшийся воды «заморыш» вынырнул на поверхность и отчаянно замолотил по воде руками, вздымая вокруг тучи брызг.

Все, кроме барона, с интересом следили за его усилиями, а Рэндери с гневным ворчанием то и дело притрагивался к укушенному уху и осматривал потом свои окровавленные пальцы.

Неизвестно каким образом, но, то и дело скрываясь под водой и снова показываясь на поверхности, мальчишка добрался до берега и вцепился в бревна, бортиками окружавшие пруд.

Барон слизнул кровь с пальцев и со словами:

— Пашшел, щенок! — что было силы пихнул его ногой.