Видя, как греческие вельможи, воспитанные среди роскоши и утонченного вкуса цивилизации, любили такие грубые зрелища, как представления шутов и фигляров, нет ничего удивительного, что и цари варваров постоянно окружали себя шутами и скоморохами Сидоний Аполинарский[23] упоминает об этом роде развлечения в своем описания обедов Феодорика II, короля испанских вестготов (453–466) и хвалит его за то, что он редко следовал подобному обычаю.
Известно также, что и свирепый Аттила держал в своем дворце шутов и фигляров.
Когда византийский император Феодосий II, сын Аркадия, отправил послов к царю гуннов, свирепому Аттиле, то последний пригласил их к своему столу. Во время пиршества два поэта прославляли победы Аттилы. Затем вошел шут, выходки и фиглярства которого возбуждали всеобщий смех, потом горбатый карлик, Церкон, кривоногий, безносый, заика и идиот, одно появление которого уже возбудило всеобщий смех. Этот несчастный, по словам Амедея Тьерри, в течение двадцати лет странствовал с одного конца света на другой и везде на него смотрели с большим удивлением. Наконец, африканцы подарили его римскому военачальнику, Аспару, который потерял его во Фракии во время похода против гуннов. Карлика взяли в плен и отвели сначала в лагерь Аттилы, но тот не пожелал его взять к себе, тогда его привели к Блэда, брату царя гуннов и тот так пристрастился к этому уродливому существу, что уже никак не мог без него обойтись. Карлик не покидал его ни за столом, ни во время военных походов. Блэда приказал сшить карлику военное платье и преуморительным был вид этого маленького человечка, размахивающего мечом. Однажды Церкон убежал в Рим. Блэда положительно не находил покоя: он хотел непременно или увезти карлика, или его выкупить. Когда удалось выручить карлика, то его заковали в цепи и привели к его господину, перед которым и он призвался в своей вине, но уверял, что достоин снисхождения, потому что Блэда не дал ему жены. Варвар разразился громким смехом и женил карлика на одной из прислужниц царицы; эта прислужница впала в немилость за какой-то проступок. После умерщвления Блэды[24], Аттила послал карлика в подарок патрицию Аэцию[25], который отдал его обратно Аспару.
Шуты появлялись также и у цивилизованных государей того времени; так например мы их встречаем во дворце в Константинополе. Один из таких шутов, бывший при особе императора Феофила, шут, по имени Дандери, по своей нескромности, чуть было не причинил неприятностей императрице Феодоре. Император Феофил был иконокластом т. е. принадлежал к той секте, которая не признавала икон. Императрица, напротив того, не разделяла убеждений своего мужа и втайне хранила в своей молельне великолепные иконы, перед которыми она часто молилась: однажды, Дандери застал императрицу на молитве и полюбопытствовал узнать, что это были за чудные картины; императрице пришлось придумать какую-то ложь, чтобы выпутаться из такого неловкого положения; но за обедом Дандери не переставал говорить о картинах, который он видел у императрицы, так что последняя сильно смутилась и ей едва удалось замять разговор.
В средние века шуты были в большой моде. Ордерик Виталь[26] рассказывает о несчастье, приключившемся с одним из таких шутов, который сопровождал Гуго Великого, отца Капета, в одной из экспедиций, которую родоначальник французской династии вел против Людовика IV. Этот шут позволил себе посмеяться над местными святыми и был убит молнией.
Однако подобное свободомыслие мало находило себе подражателей в среде шутов. Они выкидывали разные фокусы и шутки, чтобы возбудить смех в окружающей их публике, но никогда не позволяли себе касаться чего-либо священного, особенно в то время, когда все христиане отличались таким благочестием и верою. Этот рассказ доказывает только, что шуты повсюду следовали за своими повелителями, сопровождая их даже во время войны. Шуты отличались большою преданностью к своим господам и даже часто исполняли обязанности телохранителей; так один из шутов спас Вильгельма, герцога Нормандского, в 1047 г. от заговора, составленного несколькими недовольными баронами. Если бы не преданность этого бедного шута, то судьба того, который, двадцать лет спустя, должен был одержать победу при Гастингсе и завоевать Англию, была бы совершение иная; он, конечно, погиб бы в 1047 г. и тогда и судьба Англии была бы также совершенно иная.
Шуты существовали и при французском дворе, точно так же, как и при дворе герцогов Нормандских. Шуты встречались и при Карле Великом, потому что еще в то время была известна шахматная игра, в которой два шута сопровождают короля. Подобный вывод, конечно, очень остроумен, но, кажется несколько натянутым.